Зажигалки обрушивались с неба проливным дождем. Небольшие контейнеры из магниевого сплава, около восьми дюймов длиной, заполненные – как объяснил мне Ричард – термитной смесью. Снаряд весил немного, однако благодаря высоте, с которой он падал, создавался импульс, позволявший без труда пробить черепичную или сланцевую крышу. При ударе о землю раздавался легкий хлопок, и зажигалка воспламенялась. Звук напомнил мне о времени, проведенном в Индии, – так разбивались о стекло лампы привлеченные светом ночные насекомые. Потушить зажигалку было несложно. К примеру, миссис Фрит подхватывала их каминными щипцами и с видом триумфатора отправляла в ведерко для угля, где они догорали сами собой. Те, что падали на тротуар, также сгорали, никому не причиняя вреда. Один бомбардировщик мог нести тысячи и тысячи этих снарядов, что немцы и делали, регулярно забрасывая ими город.

В одном из писем мама описывала такой «огненный» рейд у них в Плимуте. Из окна ее дома открывался великолепный вид на доки и лежащий в отдалении город. «Это было самое прекрасное зрелище, какое я когда-либо видела: небо, усыпанное танцующими огнями, они мерцали, как светлячки, голубовато-зеленым светом, а затем наливались ярко-малиновым. Их были десятки тысяч, это действительно походило на библейский огненный дождь. И повсюду я слышала веселые крики и смех людей, которые тушили упавшие снаряды. Одна зажигалка пробила крышу кухни и шлепнулась на пол. Я подхватила ее щипцами для угля и выкинула в сад, где она догорела во влажной траве. Другой снаряд упал на каменные плиты крыльца. Мне удалось спихнуть его ручкой от швабры на посыпанную гравием дорожку. Это было очень забавно! Ливень из фейерверков длился несколько часов. Я не спала до утра – опасалась новых возгораний. Но, похоже, основной мишенью был Плимут».

Читая письмо, я подумала, что моя хромая мама, которой уже за шестьдесят, неплохо справляется с зажигалками.

Ночные бомбежки продолжались как обычно, однако днем налеты становились все реже. Кроме того, мы обратили внимание, что если раньше самолеты люфтваффе предпочитали летать в пасмурную погоду, когда небо затянуто тучами, то теперь самые мощные атаки случались при полной луне. Таким образом, подразделения противовоздушной обороны, а также простые горожане начали сверяться с календарем: посмотрим, когда в этом месяце полнолуние? Лучи прожекторов расчерчивали облака замысловатыми узорами, указывая цель зенитным орудиям. Теперь эти световые указатели страшили врага ничуть не меньше, чем спитфайры, пилоты которых научились быстро перехватывать немецкие самолеты. И все же напряжение, не отпускавшее город последние месяцы, начало сказываться на людях. Дежурные, спасатели и пожарные ночевали на своих постах, готовые в любую секунду вскочить по тревоге. Часто им приходилось спать в сырых помещениях на раскладушках или жестких топчанах. Грязь, темнота, дождь, ветер, холод – с этим же сталкивались и многие жители Лондона, проводя долгие часы в земляных убежищах Андерсона, установленных на заднем дворе или в палисаднике. И тем не менее посты служб гражданской обороны становились местом, где царила атмосфера дружеского тепла, веселья и особой близости, которая возникает, когда люди подвергаются общей опасности. Среди волонтеров было немало художников, они использовали свой талант, чтобы украсить унылые казенные помещения: Тер Ли Эллиотт, Ганс Тисдалл, Норма Булл, Эллиот Ходжкин, Джо Окман – вот далеко не полный список имен. Особенно славился один из постов, расписанный Адрианом Дейнтри. Жаль, что в пунктах первой медицинской помощи роспись на стенах была запрещена, так как это считалось нарушением правил гигиены. В палатах стояли походные складные кровати, возле каждой – небольшой коврик. Полы вымыты до блеска – вне зависимости от количества поступивших раненых чистота должна быть идеальной. Наши белоснежные форменные фартуки всегда были накрахмалены до хруста, как и муслиновые косынки, завязанные на затылке бантиком-бабочкой. Иногда к нам являлся какой-нибудь важный посетитель – познакомиться с работой пункта первой медицинской помощи. Перед приходом гостя старшая сестра устраивала нам настоящий смотр! Нас также довольно часто навещали в диспетчерской ратуши – посмотреть, как мы принимаем сообщения от дежурных и передаем их в соответствующие службы.

Теперь, когда «Блиц» стал частью нашей жизни, нам приходилось постоянно быть начеку. Самая тяжелая ноша легла на плечи тех волонтеров, кто продолжал днем ходить на работу, а вечером заступал на пост. Ведь никто не предполагал поначалу, что налеты будут происходить каждую ночь. Среди таких людей следует упомянуть нашего дежурного – мистера Грэма Керри, который совершал долгие ночные обходы своей территории, ежесекундно рискуя жизнью, или Нони Иредейл Смит, чья работа заключалась в том, чтобы поддерживать порядок на набережной Темзы, – ничто не должно помешать спешащим на вызов спасателям и машинам скорой быстро добраться до места.

Мы с миссис Фрит часто угощали нашим знаменитым супом спасателей, которые всё еще занимались разбором завалов на Шоуфилд-стрит, на Мэйнор-стрит и на Флад-стрит. Они парковались как раз напротив нашего дома и любили заглядывать к нам. Именно они прозвали Вики Мисс Гитлер, из-за того что в газетах и журналах стали появляться карикатуры, на которых Гитлера изображали в виде таксы. Миссис Фрит была возмущена этой оскорбительной кличкой и пригрозила мужчинам, что еды они больше не получат. В свою очередь, у каждого из наших гостей также были забавные прозвища – Крушитель, Громила, Забивала. Они кричали всякий раз, когда мы с Вики проходили мимо: «Привет, Мисс Гитлер. Как там поживает Адольф?» И подшучивали надо мной, обещая в случае чего откопать из-под завала не только меня, но и Мисс Гитлер тоже, потому что она не боится бомбежек.

Повсеместно распространился обычай обращаться друг к другу по имени, без фамилий и титулов. Ричард сказал, что даже в министерстве новая практика вошла в моду. Он считал, что это затрудняет работу, поскольку, читая протоколы заседаний, порой трудно понять, какое должностное лицо имеется в виду под именем «Джордж» или «Дик». У нас на постах первой медицинской помощи и в отрядах гражданской обороны все называли коллег по именам. Это создавало ощущение равенства среди людей, принадлежавших к различным социальным слоям общества, которые работали бок о бок ради общего дела. Никто не чувствовал себя выше или ниже другого, каждый был важен на своем месте.

Тем временем беды Катрин не закончились. Не прошло и недели после выписки, как у нее опять поднялась температура. В течение нескольких дней я ухаживала за больной. Но жар не спадал, ей становилось хуже, и ничего не оставалось делать, как снова отправить ее в больницу. К счастью, врачам удалось найти свободную койку для молодой матери, однако принять Франческу – так Катрин назвала ребенка – они не могли. Поэтому мне пришлось взять девочку к себе. Когда Ричард вернулся вечером из министерства, он был несколько удивлен, обнаружив в гостиной младенца, лежащего в корзине для белья. Муж не имел ничего против неожиданной гостьи, отметив лишь, что появление ребенка в нашей семье выглядит несколько преждевременным и что среди соседей поползут кривотолки!

Франческа оказалась чудесной малышкой, она безмятежно посапывала в своей корзинке ночь напролет, пока я или миссис Фрит не будили ее для утреннего кормления. Если кто и лежал не смыкая глаз, так это я, думая, что каждая новая бомба может оказаться последней для всех нас. Глядя на стоящую возле моей кровати корзину с младенцем, я начинала понимать, что чувствует мать, охваченная тревогой за свое дитя. Все вокруг в один голос твердили, что Франческа необычайно красивый и спокойный ребенок. Кэтлин и Энн обожали малышку, а миссис Фрит и вовсе души в ней не чаяла. Что касается Мисс Гитлер – она испытывала смешанные чувства. Собака не отходила от корзинки, охраняя младенца, но стоило мне взять Франческу на руки, как у Вики делался обиженный вид и она показывала мне, как сильно ревнует.