Шрифт:
Коминтерновка, облепленная мокрой одеждой, кралась к своему месту. Теперь она не казалась такой слабой. То есть все же казалась… но не такой.
– Ну вот, – сказала ей Женя, освобождая лежанку, – а ты купаться не хотела.
– Мори туату, – сказала синенькая и улыбнулась.
Казалось бы, что такого в обыкновенном костре? Каждая, наверное, девчонка, а уж каждый мальчишка и подавно умеет его зажечь. В поле, на опушке леса, на пустыре, в таинственных развалинах, да просто во дворе, за сараями – пока взрослые на службе! Сидеть и смотреть, как искры поднимаются к темнеющему небу. Видеть сквозь языки пламени своих друзей напротив. Травить анекдоты или байки или просто молчать. Потом, как подоспеют угли, напечь картошки и есть ее, обжигаясь… Не зря есть слова в гимне пионеров: «Ах, картошка, объеденье! Пионеров идеал».
А в «Артеке» костер получился совсем иным. Все было как и дома, но… шумел в стороне прибой, от моря тянуло прохладой и солью, и сверкали над головами огромные южные звезды. Только ради этого костра стоило побывать в «Артеке».
Синюшные коминтерновцы, как обычно, держались отдельной стайкой и сейчас больше, чем когда-либо, напоминали обессилевших после долгого перелета птиц. Аэлита была с краю, тоже как обычно: видно, старалась хоть краем уха послушать, как Лидочка, вожатая Жениной группы, читает вслух «Мальчиша-Кибальчиша».
В сторону Лидочки и тем более Жени она при этом не смотрела, уставилась в небо, будто звезды пересчитывая.
– Это Большая Медведица, – тоже не поворачивая головы, уголком рта прошептала Женя, поняв, что коминтерновка в самом деле внимательно рассматривает небо. – А у вас она как называется?
– У нас иначе… – голос Аэлиты был еле слышен. – Звезды… их видно по-другому.
«Вот задавака!» – Женя отвернулась, первый раз разозлившись по-настоящему. Небо над ними другое, звезды другие, луны, наверно, вообще нет, а вместо нее над головами висит огромный жуткий паук.
И тут она сообразила, что Аэлита, наверно, имела в виду нечто иное. Не звезды другие – созвездия! Южный Крест, Большой Пес… что еще там… Гидра, кажется… Папа рассказывал, но давно. А еще он рассказывал, что луна там в самом деле подвешена «наоборот», месяцем в другую сторону. Впрочем, про луну коминтерновка вообще ничего не говорила, Женя все додумала за нее.
Вот она, значит, откуда. Не Испания, а, может быть, Бразилия. Или Перу. А то и вовсе Соломоновы острова из южных морей Джека Лондона.
Страшные Соломоновы острова. Где действительно могут водиться страшные пауки-гиганты…
Заранее состроив примирительную улыбку, Женя снова повернулась к Аэлите, но той уже не было рядом.
– «А идут пионеры – салют Мальчишу!» – Лидочка закрыла книгу. – Ну что, девочки, понравилась история?
Девочки, которые до того сидели, затаив дыхание, загомонили наперебой. Женя встала и отошла чуть в сторону от костра, к Тимуру.
– Ты почему не слушал, здорово же? – спросила она.
– Я читал, раньше, – сказал Тимур. – Потом, ну… ты знаешь…
– Что?
Тимур пожал плечами. Не признаваться же, что ему там неуютно? Девчонки – такие существа, по отдельности ничего, а как соберутся вместе, так хоть беги. Женя хороший человек, но не стоит ей об этом говорить, вдруг обидится?
Нельзя Женю обижать, лучше совсем не ответить.
– Так, – сказал он. – Ничего.
– Ладно, – легко согласилась Женя. – Ничего так ничего.
Она села рядом на парапет, сложила руки на коленях. Блики костра играли у нее на лбу, а глаза утонули в глубокой тени. За неделю Женя успела загореть, и в сумраке казалось, что цвет лица у нее как у коминтерновок.
Тимур отвел глаза. Он хотел смотреть, и было стыдно. В голове теснились какие-то странные мысли, неправильные, не товарищеские. Например, о том, что девочки тоже купались нагишом. Когда голыми плещутся мальчишки, это естественно и правильно, это само собой разумеется, но девочки… Забор между пляжами не был сплошным, кое-где Тимур заметил щели, и если устроиться к ограде вплотную, то можно будет…
Тимуру стало жарко. Хорошо, сейчас вечер и в полумраке не видно, как покраснели, должно быть, его щеки и лоб.
– …Илае пуата тукариба…
Говорили неподалеку, где кружком под присмотром никогда не спящих врачей сидели «баклажаночки» и «баклажанчики».
– Интересно, какой это язык? – спросила Женя. – Португальский?
– Не похоже, – благодарно откликнулся Тимур. Говорить всегда лучше, чем молчать. – Португальский должен быть на испанский похож… (Они оба одновременно улыбнулись, вспомнив «Детей капитана Гранта» и ошибку Паганеля.) А испанский совсем другой, я слышал.
– Я тоже слышала, но вдруг? – сказала Женя.