Закинул вариться яйца с картохой, в другую кастрюлю отдельно — кусочек свинины с ошейка. Окрошка с колбасой? Да не смешите. Нашинковал редиску, огурцы, лук. Пока варилось мясо и картоха, процедил квас от хлеба. Нифига, как в нос шибануло! Крепкий получился. Настругал чуть хрена, помельчил его ножиком, потом ещё скалкой раскатал, завернул всё в марлю и закинул в трехлитровку с квасом. Бля, сметаны нет.

Пойду к дядьке Фёдору, бывшему прапору-вещевику. С пустыми руками не пойдёшь, а в заначке оставалось очень мало. Так, а вот в этом бочонке что? Вспомнил, два года назад, когда начал заниматься самогоном, одну из партий залил в обожжённый изнутри бочонок. Как теперь его открыть? Нашёл в инструментах дрель с насадками. Просверлил дырку и едва успел подставить черпак. Пришлось старой пробкой из-под шампанского (вроде все после нового года выкинул, откуда она ?) заткнуть дырку. По запаху вроде ничего. Цвет светло-коричневый, приятный такой. Да ладно, перелил в политровку, закупорил, спрятал под майкой и пошёл к соседу. А у того на подворье работа шла полным ходом. Дядька Фёдор строил себе здоровенный гараж со вторым этажом. Интересно, на чем же он так деньгу срубил? (Естественно, я знаю на чем — с Оксанкой, хозяйкой ателье и кооперативного магазина, до сих пор что-то крутит).

Дядька Фёдор поприветствовал меня. Воровато оглядываясь, принял подарок в руки и озадачил младшую дочку Валерку принести мне пол-литровочку домашней сметаны. Поболтали ни о чём, и я пошёл к себе. Закончил с окрошкой, выглянул в сад. Девушки-работницы уже плескались в душе, вопя во всё горло какие-то свои песни. Надо им магнитофон что ли в сад выносить. Хотя поют, вроде, красиво.

Вышли из душа опять в своих халатах и с пакетами в руках.

— Вы окрошки не хотите? — поинтересовался я у Анны.

— Да хотим, приглашай в летницу, — заржали девахи.

До меня в летнице только дошло, что у них под халатами нихрена нет. Ой да ладно, меня и в женский душ на тренировках запихивали, ничего страшного. Но чего-то, как-то стеснительно.

Девчата слупили по полной тарелке, похвалили мои поварские способности. Злата сказала, что зайдет с утра полить грядки, а в обед они придут снова в душ и заодно снова прополят и соберут какую-то хрень с деревьев. Ну вот и славно. А мне реально делать нехрен. Стричь, что ли начать?

Тут как раз Злата и выдала:

— Блин, как с космами-то жарко. В город надо ехать стричься.

Я хмыкнул и выдал:

— Чего ехать-то? Я парикмахер-универсал, давай стрижку сделаю?

Девки радостно заржали, ухохатываясь с меня. Потом Анна задумчиво протянула:

— Так, а Лерка, дочка хозяйская, не про тебя говорила, шо прям мастер, перманент и покраска?

Я молча достал из шкафа парикмахерский набор. Дамочки, увидев кучу ножниц и машинок, присвистнули и начали вполголоса советоваться между собой.

— Сколько возьмёшь? — спросила Злата, откидывая назад мешавшую ей челку.

— Да нисколько, — пожал я плечами.

— Та не, цене годно, давай мы тебе в большом доме порядок наведём, а то дед твой показывал, там пылищи по уши.

— А, точно! — вспомнил я одну из задач, которую мне ставила матушка при созвоне с Ленинградом. Красть там, вроде, нечего. Да и девушки на нашу цыганву не похожи вообще. Тем более, девчата оказались вообще не молдаванками, а русской и украинкой.

Стриг я Злату долго. А всему виной вырез её халата. Она и закрыться не думала, пришлось ненавязчиво закрывать её полотенцем. Для её волос и типа лица я выбрал боб-каре. Работал долго. Репутация превыше всего, а если мне самому прическа не понравится, то однозначно получится плохо. Анна сперва охала, когда я беспощадно кромсал длинные прямые патлы. Пришлось ей включить на видике «Коммандо», чтобы ни отвлекала. Час я убил на эту прическу. Хотя, честно говоря, так стриг в первый раз, да и давно хотелось попробовать.

— Ох, как легко-то голове, — сказала Злата, вставая после отряхивания волос. Интересная реакция. Она подскочила к зеркалу и замерла.

— Златка, тебе чёрные стрелки надо, — тут же подскочила Аня, — хля а тут можно и завивку делать, тоже хорошо будет, — продолжила она и, подойдя ко мне, упёрлась мне сиськами пониже груди. Ну, высокий я, за метр восемьдесят девять теперь.

— Анжай, так меня потом тоже подстрижёшь, как обрасту?

Я покивал и быстренько проводил девок до выхода. Девчонки действительно были работящие. Пока я убирал инструменты, всё замели, пропылесосили и посуду помыли.

***

Блядский дед Казик! Нахрен он это делает? То на завод устраивает, то теперь позвонил и огорошил тем, что нашёл для меня работу. Оно мне надо? С утра пораньше такие новости. И кому жаловаться? Бате в Ленинград? Ему не до меня, у него сейчас какие-то сессии, последний год учебы. Тем более, они собрались в какой-то профилакторий в Карелии ехать чуть ли не на месяц. Мать с сестрой прискачут на Кубань в конце июля и заберут меня в Ленинград на полмесяца в августе. Бабке если пожаловаться, то такой срач с дедом будет, похуже гражданской войны.

Утренний визит своих «селянок» я проспал, хотя и встал в восемь утра. Пробежал трёшку, повисел на турниках. Беспощадно отпиздил боксёрскую грушу, подаренную мне чемпионом Борькой Саватеевым. Вот кто реально будущий чемпион мира. У этого вся жизнь в тренировках, и ничего ему не надо. А вот плавать никак. Я его научил чуть-чуть брассом, и всё равно он воды боится.

Сходил в душ, ополоснулся и пошёл готовить завтрак. Полбулки хлеба начало черстветь. Ну, значит, будут гренки. Наболтал яйца с зелёным луком, нажарил гренок, заварил покрепче чаю. Тут и дед припёрся с каким-то здоровенным седым мужиком.