– Тусь, купи мне сигарет.

– Аника! – возмутилась Туся.

– Просто купи, и все, – повторила Анна.

Ее желание курить стало бесконтрольным. Она больше не могла терпеть. Туся смиренно кивнула.

Анна проснулась от боли. Есть разное ощущение боли: есть «немножко больно», есть «терпимо», есть «просто больно», а есть «очень больно». Было «очень». Настолько, что эта боль разбудила ее. Видимо, закончилось действие анестезии. Она, еще сонная, побрела на кухню и открыла пачку с таблетками. В таком же состоянии вернулась в постель. Телефон мигал. Она нажала «Разблокировать». Звонила Гала, несколько раз звонил Матвей и даже прислал СМС: «Ты спишь, принцесса? Сказочных тебе снов». Она взглянула на часы: почти пять. Анна набрала его. Матвей ответил сразу же.

– Ты спала?

– Да.

– Как твое самочувствие?

– Болит. Выпила таблетку. Ты где?

– Иду в банк. – Анна слышала звуки улицы на заднем фоне. – Потом заеду домой, возьму вещи и уезжаю в Одессу.

– Ты не приедешь?

– Ты будешь злиться на меня, но я не успеваю.

В груди защемило, и Анна почувствовала такую боль, на фоне которой физическая померкла: стало слишком больно. Невыносимо. Настолько, что невозможно говорить.

– Хорошей поездки, – выдавила она из себя и положила трубку.

Она лежала на кровати, глядя в потолок. «Он опять не приедет». Какое-то животное чутье потянуло ее в Facebook – там маячили сообщения от Оли и от Кости. Но ее интересовал профиль Матвея. Она открывала страницы Facebook – казалось, каждая грузится часами. Чутье не обмануло: женщина по имени Марина выставила фотографию с подписью «Самый серьезный и красивый доктор в мире» – она отметила его на снимке, и тот отобразился в информационной ленте. Матвей делал укол ботокса мужчине, но был без маски. Она снимала их со стороны.

Анна – логик до каждого атома своих клеток. У нее появились вопросы. Почему эта женщина в кабинете во время процедуры? Почему он без маски? Почему она позволяет себе делать такие фотографии и публиковать их? Почему у него так резко изменились планы? Анна вспомнила его телефонный разговор под дверью палаты. Она все поняла. Матвей едет в Одессу с ней! Жизнь всегда давала ответы на важные вопросы. Вчера на пляже Анна задала вопрос «Кто она?» и сегодня получила ответ.

Зашла на ее страницу. Она пристально всматривалась в фотографии, пытаясь понять причины его выбора. Ей тридцать семь – старше его на семь лет. Она не красавица – обыкновенная брюнетка с крупным носом. Анна не считала, что все женщины мира должны быть красавицами, она понимала, что красота дается свыше. Но была убеждена: то, что находится в зоне влияния женщины, должно быть безупречно – ухоженность и вкус. Здесь же полное отсутствие стиля, граничащее с безвкусицей. Сумка «Луи Виттон» – явная подделка, так как украшения, часы и одежда не соответствовали стоимости оригинала. Отсутствие макияжа, как, впрочем, и маникюра, зализанные волосы без стрижки. Серая мышь. Миллионы таких ходят по улицам и ничем не выделяются из толпы. Чем она могла привлечь его? На этот вопрос она пока не могла ответить.

Анна вздохнула. Ревность? Ревности не было: она не могла ревновать к ней. Они как авто разного класса: «бентли» не ревнует к «хёндэ». Анна искренне пыталась понять.

Злости тоже не было. Не было разочарования. Не было грусти. Только боль: острая, пульсирующая, жестокая, разрывающая. Никогда в своей жизни она не поднималась так высоко в своих эмоциях и так быстро не падала вниз.

Она слетела с тысячного этажа своей утренней любви и ударилась об асфальт реальности уже вечером. Этот удар разорвал ее на мелкие частички, каждая из которых причиняла боль. Боль, в которой нет границ, которую нельзя передать, для которой нет слов. Этот удар разорвал ее на части, но оставил в живых, чтобы она мучилась от этой боли и умерла от нее.

Ручка входной двери дернулась. Анна не спешила вставать. Она не могла встать, она разорвана на части. Ключ повернулся в замке, и она услышала голос Туси:

– Аника, ты спишь?

– Нет.

Туся появилась в дверном проеме.

– Как ты себя чувствуешь?

– Болит, – Анна решила не уточнять, где именно.

– Я сварю тебе зеленый борщ.

– Он очень кстати.

Туся направилась на кухню. До Анны доносился шорох пакетов.

Она выдыхала, ей нужно продышать свою боль.

– Аника, ты будешь спать или ко мне придешь? – крикнула Туся из кухни.

– Приду, дай мне пару минут.

Туся опять появилась в дверном проеме.

– Что-то случилось?

Ответа не последовало. Туся пожала плечами и вернулась на кухню. Спустя полчаса Анна встала и вышла в гостиную. Легла на диван и свернулась калачиком. Туся поглядывала на нее из кухни. Анна молчала. Подруга громко вздохнула и обиженно отвернулась от нее:

– Не хочешь – не говори.

Туся готовила зеленый борщ, пытаясь в очередной раз дать Анне точку опоры. По поведению Анны можно точно сказать, что ей сложнее, чем обычно. Анна лежала на диване. Что-то не так в этой традиции сегодня. Видимо, боль стала настолько разрывающей, что одной традиции не хватало, чтобы ее унять. Но помогала тишина. Проникновение в процесс тишины.

Тишина. Разрывающая, пульсирующая боль от поступка Матвея заставляла ее молчать. Анне казалось, что, пока она молчит, ее мысли еще не реальность. Она пыталась из последних сил найти объяснение его поступку. Анна боялась заговорить о том, что произошло. Она боялась, что, если заговорит, не сможет сдержаться. Как она чувствовала себя? Одинокой? Нет – Туся была рядом. Покинутой? Да. Она чувствовала себя покинутой. Раздавленной. Разорванной.

Туся продолжала безмолвно варить борщ. Ее молчание бессознательно подтверждало понимание происходящего. Туся – женщина в самом глубоком смысле слова, сочетание мудрости и гибкости: она делала свое дело и ждала. Ждала, когда стену, сдерживающую эмоции, прорвет. Когда лавина вырвется наружу. Она ждала. Ждала слов. Анна молчала. Туся слушала ее молчание.