Шрифт:
Точно так же загипнотизированный пациент может очутиться в средневековой Европе, где он был крестьянином, которого призвали на войну, и узнать среди своего окружения тех людей, с которыми он знаком в нынешней жизни. Но он при этом говорит на современном английском языке, сравнивает примитивное оружие тех времен с современным оружием, а также называет даты, и так далее.
Его повседневный ум продолжает осознавать, наблюдать и комментировать. Он всегда может сравнить подробности и события с подробностями и событиями настоящей жизни. Он — кинозритель и кинокритик, и в то лее время играет в этом фильме главную роль. И все это время он может оставаться в расслабленном гипнотическом состоянии.
Гипноз помогает пациенту проникнуть в свое подсознание, вводя его в состояние, которое содержит великий потенциал исцеления. Говоря метафорическим языком, он отправляет пациента в волшебный лес, где растет дерево исцеления. Но, если гипноз — средство переноса пациента в эту страну исцеления, то сам процесс регрессии как раз и является тем священным древом, плодов с которого пациент должен отведать, чтобы исцелиться.
Регрессивная терапия — это ментальный акт возвращения в любое более раннее время с целью восстановления воспоминаний, которые, возможно, продолжают отрицательно влиять на настоящую жизнь пациента и зачастую служат источником его симптомов. Гипноз позволяет уму пациента обойти препятствия в сознании, включая даже все то, что препятствует сознательному доступу к воспоминаниям о прошлых жизнях, и проникнуть в эту информацию.
Я решился отвести Джорджа в этот лес, исполняя при этом свою роль терапевта, не навязывающего свое мнение по поводу того, какие плоды ему снимать с того дерева. Я знал, что голос мой должен быть спокойным и ровным, чтобы Джордж мог чувствовать себя комфортно и расслабленно. Я задавал только те вопросы, которые помогали ему описывать то, что он видит. При этом я не выказывал никакого удивления, не выносил никаких нравственных суждений, ничего не истолковывал, но лишь как проводник давал ему краткие указания по выбранным пунктам.
Он сидел на удобной кушетке, а я рядом на стуле. Повернувшись к нему, я сказал: «Расслабьтесь. Закройте глаза…» И мы начали.
Никто из нас не знал, на что мы натолкнемся.
«Я — владелец постоялого двора в средневековой Германии, — начал он. Я лежу на кровати в верхней комнате: это наша спальня. Мне перевалило за семьдесят. Я стар и очень слаб, хотя еще совсем недавно был здоров. Я четко вижу себя. Лежу в грязной одежде, волосы всклокочены. Я болен. Мои когда-то сильные руки стали совсем тонкими. Мышцы спины, благодаря которым я когда-то мог поднимать каменные глыбы, теперь обмякли. У меня почти не осталось сил даже чтобы сесть. — Он смотрел на меня с расстояния семи веков и качал головой. — У меня нет сердца…»
Вокруг него хлопотали его домочадцы. «Я был несправедлив по отношению к ним, — продолжал он. — Я пьянствовал, грубо обращался с женой, изменял ей с другими женщинами, пренебрегал детьми. Мои домашние не могли меня оставить, хотя я был с ними жесток: они зависели от меня. В ярости я был ужасен, и они боялись меня».
Недавно он перенес тяжелый сердечный приступ, и теперь ему пришлось зависеть от своих родных. Несмотря на его жестокость и пренебрежение, они заботились о нем с состраданием и даже с любовью. Он понял, что его нынешняя жена была в той прошлой жизни его сыном, а его нынешняя дочь — женой.
(Такие перестановки — обычное дело. Люди, которые важны для нас в настоящей жизни, были для нас важны и в прошлых жизнях, и дальше будут оставаться с нами.)
Поскольку он был очень болен и беспомощен, его домочадцы неустанно заботились о нем, не отказывая ему ни в одной просьбе. В конце концов, его организм, подорванный долгими годами пьянства, отказал, и он увидел, что парит над своей скорбящей семьей и с чувством вины наблюдает за ними сверху, сожалея о том, что так чудовищно с ними обращался.
Именно в момент смерти тела мы осуществляем пересмотр жизни, и Джордж больше всего тогда говорил о чувстве вины — вины в том, что жизнь свою он прожил впустую.
— Оставьте свою вину, — сказал я ему. — Теперь она вам больше не нужна. С семьей все в порядке. Вина только мешает вам двигаться вперед.
Мы вместе просмотрели ту его жизнь, в которой он владел постоялым двором. Какие уроки он мог извлечь из нее? Оставаясь под гипнозом, Джордж продолжал находиться на своем постоялом дворе и сознавал момент своей смерти. Пусть свои мысли он выражал довольно сбивчиво, стоящие за ними чувства были предельно ясны.
«Своим глупым безрассудством мы порождаем опасность и насилие, — говорил он. — Наше тело хрупко и бренно. Безопасность обретается в любви и сострадании. Всем семьям нужна забота и поддержка. Мне нужно было заботиться о них точно так же, как они заботились обо мне. Любовь — величайшая сила».
Все это он изрекал словно откровение. Наконец, поняв, что он полностью высказался, я осторожно вернул его в настоящее, и у нас появилась возможность обсудить его прозрения, поговорить о том, что он понял для себя по возвращении. Первый сеанс регрессивного гипноза оказался невероятно мощным. Джордж покинул меня с чувством изумления и пообещал прийти ко мне на следующей неделе.