В полном отчаянии, сломленный физически и эмоционально, он поселился рядом с главным храмом в стенах Иерусалима, где и прожил в пристройке до конца своих дней, питаясь одними овощами, которые выращивал сам. Он не мог работать физически и передвигался при помощи прочной палки и своего единственного животного — осла. Люди считали его слабоумным, но он был просто старым калекой. Тут его внимание привлекли слухи о неком равви, обладавшем даром исцелять людей, и он отправился в дальний путь, чтобы услышать проповедь этого человека (это была Нагорная Проповедь) — не ради исцеления или утешения, но скорее из любопытства. Последователи равви ужаснулись при виде этого крестьянина и прогнали его прочь. Он спрятался за кустом, откуда мог видеть глаза Иеши[1]. «Смотреть в них — все равно, что в бездонные пропасти, наполненные неиссякаемым состраданием» — говорила мне Виктория.

«Не уходи далеко» — сказал Иешуа крестьянину, и крестьянин повиновался ему весь день.

Эта встреча принесла крестьянину пусть не исцеление, но надежду. Затем, вдохновленный проповедью равви, в которой услышал «глас истины», он вернулся в свою пристройку.

Когда равви собрался возвращаться в Иерусалим, крестьянином овладело беспокойство. Он знал, что Иешуа находится в опасной ситуации, ибо до него дошли слухи о том, что задумали содеять с ним ненавистные римляне. Он пытался пробраться к равви и предупредить его, но было слишком поздно. Когда они встретились в следующий раз, Иешуа уже нес на себе тяжелый крест, на котором его должны были распять. Крестьянин знал, что равви мучила страшная жажда. Найдя в себе смелость, крестьянин прорвался к Иешуа, пытаясь передать кусок увлажненной материи, чтобы смочить ему рот, но Иешуа уже прошел мимо него. Крестьянином овладел ужас, но тут же он увидел, что Иешуа обернулся и посмотрел на него. Он видел, что, несмотря на невероятные телесные страдания, обезвоживание и усталость, глаза равви по-прежнему преисполнены безграничного сострадания. Хотя Иешуа ничего не произнес вслух, крестьянин понял телепатически переданные ему слова: «Все хорошо. Сему назначено быть». Иешуа побрел дальше, а крестьянин последовал за ним на Голгофу к месту распятия.

На следующем сеансе к Виктории вновь вернулись воспоминания о жизни, в которой она была крестьянином, жившим во времена Иисуса. В этот раз крестьянин стоял один под проливным дождем, оплакивая смерть Иешуа на кресте. Иешуа был единственным, кому он верил с тех пор, как была убита его семья. А теперь и равви умер. Вдруг крестьянин заметил в области макушки какое-то странное ощущение, которое Виктория описывала как «электричество». Этот электрический разряд прошел по позвоночнику сверху вниз и крестьянин понял, что его спина выпрямилась. Теперь он больше не был калекой- горбуном. Он снова стал здоровым и сильным.

«Смотрите, смотрите!» — закричала уже настоящая Виктория.

Она начала танцевать, вращая бедрами. Боль полностью покинула ее. Исцеление того крестьянина произошло без свидетелей. Но теперь, две тысячи лет спустя, все в зале наблюдали танцующей Викторией. Некоторые даже плакали. У меня самого на глаза навернулись слезы. Пересматривая истории болезни своих пациентов, я порой забываю о том чудесном, загадочном и трепетном чувстве, которое возникало у меня во время их регрессий, но на сей раз, это чувство было вызвано тем, что я видел наяву. То, что я видел, не было результатом гипнотического внушения. В случае Виктории, серьезные повреждения позвонков и потеря хрящевой ткани были зафиксированы магнитно-резонансной томографией и другими исследованиями, которые она мне передала вместе с историей болезни.

Помню, меня преследовала мысль: «Как эта женщина, будучи известным ученым-физиком, сможет совместить все, что с ней произошло, со своей жизнью?» Разумеется, для того чтобы ответить на этот сложный вопрос, требовалось время. Но пока я наблюдал за ней и сопереживал ее радость.

Но предстояло случиться чему-то еще более удивительному.

В книге The Only Love Is Real («Реальна только любовь») я вкратце описал собственные воспоминания о прошлой жизни. Я был молодым человеком из очень богатой семьи, жившей в Александрии около двух тысяч лет назад. Я любил путешествовать и странствовать по пустыням северного Египта и южной Иудеи, и часто набредал на пещеры, где жили ессеи и другие духовные группы того времени. Моя семья тогда оказывала им поддержку. Во время одного такого путешествия я встретил человека, который был несколько моложе меня. Этот человек был удивительно яркой личностью. Мы вместе путешествовали около месяца, останавливаясь на ночлег. Он впитывал в себя учения этих духовных общин гораздо быстрее, чем я. Хотя мы стали хорошими друзьями, в конце концов, каждый из нас пошел своим путем. Я тогда отправился в синагогу около Великих Пирамид.

В тот раз я не стал пересказывать всю эту историю до конца, поскольку она носила исключительно личный характер, и мне не хотелось, чтобы люди думали, что я написал ее ради саморекламы, что-то вроде «Доктор Вайс во времена Иисуса». Надеюсь, вы поймете, почему я это делаю сейчас: ведь сейчас эта история — не моя, а Виктории.

Я снова встретил своего попутчика в Иерусалиме, где часто бывал, поскольку моя семья занималась там торговлей. Хотя я был богат, я никак не ощущал себя в этом городе торговцем — скорее ученым. Я выделялся среди других своей безупречно подстриженной бородкой и экстравагантной «разноцветной одеждой». Я видел это тогда так же ясно, словно это было сейчас.

В те времена жил некий странствующий равви, умевший вдохновлять огромные толпы людей, чем представлял угрозу для Понтия Пилата, который затем вынес ему смертный приговор. Я слился с толпой, собравшейся посмотреть на этого равви, который следовал на собственную казнь и, заглянув в его глаза, понял, что это и был мой друг, но спасать его теперь уже было слишком поздно. Все, что я мог делать, это смотреть ему вслед, хотя позднее у меня появилась возможность помогать деньгами некоторым из его последователей и его семье.

Эти воспоминания нахлынули на меня как раз в тот момент, когда Виктория, вернувшись в настоящее, стала радостно делиться с присутствующими своими откровениями. Я краем уха услышал, как она сказала:

— Я вас там видела.

— Где? — спросил я ее.

— В Иерусалиме. Когда Иисус нес свой крест. Тогда вы были важной персоной.

Тут меня охватила дрожь, которая прошла вверх по позвоночнику, воспламеняя его словно бикфордов шнур.

— Но как вы узнали, что это был я?

— По выражению ваших глаз. То же самое выражение глаз я и сейчас вижу.