Алинка, прикусив губу, тайком и с любопытством рассматривает его, поигрывая своими норковыми помпонами на шарфе.

Сидят в уличных ротанговых креслах друг напротив друга.

Нравятся друг другу... Витает там что-то между ними... Но сегодня у нас такой охуенный вечер, что мне не хочется париться на этот счёт.

Нанизанный на шампур шашлык лежит в чаше. Дрова ещё не прогорели в мангале, полыхают. Малышня строит горку, Барс трётся возле них, толкает и роняет иногда.

Подхватываю за талию смотрящую на звёздное небо Веру, втягивая в медленный танец.

– Ой....
– улыбается она.

И смотрит на меня сияющими глазами. Так восторженно и наивно, что я уже и забыл как это бывает - такие женские взгляды....

Смущаюсь как пацан от ее взглядов, отводя глаза. С усмешкой на себя.

Внутри щекотно и, не выпив ни капли, чувствую себя пьяным.

– "Падаю на ровном месте....

Зацепиться бы за воздух!

Там, где нолик, ставил крестик...

Там, где рано, ставил поздно...."

С весёлыми воплями Мирный и Иринка несутся мимо нас. Следом за ними - Барс. Толкает под колено меня своей тушей.

– Оуу!

Не удержав равновесия, лечу в сугроб, утягивая за собой Веру.

"Индейцы" тут же нападают на нас, засыпая снегом из своих лопат.

– Хватит! Хватит!
– задыхаясь смеётся Вера.
– Я вся мокрая!

– Кыш!
– рыкнув на них, поднимаюсь на колени и убираю снег с её лица.

Он тает, тушь течет...

Хорошенькая!

Барс, разыгравшись, прыгает лапами мне на спину, снова заваливая на Веру.

Она визжит, сжимаясь.

Только успеваю выставить руки, чтобы не раздавить.

Позволяю себе мягко приземлиться, тайком целую в мокрые холодные губы.

Поднимаю нас, отряхиваю.

– Мне надо срочно переодеться, - извиняюще и жалобно поднимает брови Вера.

– А пойдем-ка в баню. Уже натопилась.

– Мммм....
– распахивает глаза, стреляя выразительно взглядом на старших.

– Ой, идите уже!
– закатывает глаза Алина, не глядя на нас.
– Шифруются они.... Ирыч вас давно сдала!

Горящие от снега щеки Веры вспыхивают ещё ярче.

– Мне надо... Вещи взять.

– Я тебе принесу, - встаёт Алина.

– Там.... М-м-м-м....

– Разберусь!
– по-деловому заявляет Алинка.

– И тулуп мой охотничий маме прихвати!
– прошу её.

Оборачиваюсь.

– Ярый, - окликаю сына.
– С младших глаз не сводить.

Показывает "Ок" и дальше перебирает струны.

– Шашлык на угли положишь? Последишь?

– Да идите вы... в баню!
– улыбается.

А вот пойдем! Нам-то чего обламываться, мы женаты.

Вход в баню со стороны забора закрыт соснами, чтобы можно было выскакивать голыми на снег, не будоража воображение Галины Степановны и тех, кто сидит у мангала.

В предбаннике, вместо того, чтобы раздеваться Вера начинает загоняться и переживать, что мы при детях так уединяемся и...

Затыкаю ей рот поцелуем, срывая с нее одежду.

– Нет, нет, ты чего?!
– ловит она мои руки, не позволяя снять бельё.
– Сейчас же Алинка вещи принесет.

– Принесет, положит, выйдет!

– Нет!

Снимаю с нее серьги и цепочку, чтобы не обожгла ушки.

Затаскиваю дальше, через душевую, в парилку.

– Ого....
– приседает она поспешно на нижнюю скамейку.

Расправляю плечи, вдыхая раскалённый воздух.

Класс!

Сердце колотится от высокой температуры. Запариваю веник в деревянную кадку. Поддаю пара.

Вера с писком вылетает в душевую.

Ловлю её там.

– Куда это ты собралась? А париться?

– Жарко.

– Ты никогда в бане не была что ли?

– Нет... С мамой мы жили в квартире, а Анатолий баню презирал.

– Пффф.... Давай-ка это исправим! Обещаю кайф.

Отнекивается, вырывается, но я снова завожу её в парилку. Укладываю на полок. Стягиваю белье. Накрываю голову шапочкой..

– Дыши медленно, носом....
– глажу ей спину мокрым веником.

Прохожусь несколько раз. Подливаю воды на угли. Нас обижает волной хвойного жара.

– Всё... больше не могу....
– жалобно.

Вытаскиваю сопротивляющуюся Веру на снег.

– Прям голыми?!
– шепчет.

Смеясь, снимаю её со ступенек в снег.

Удивлённо стоит ногами в сугробе.

– Не холодно совсем!

– Отлично, да, - растираю снегом себя и совсем немножко её.
– Теперь опять в парилку.