Старикашка оглядел ошарашенную физию юного жулика и, кажется, остался доволен.

— Добрый меч… — не без ехидства оценил он. — И сертификат имеется?

— Сертификат? — вконец ошалел Портнягин.

— Так ты что… без лицензии продаёшь?

— Ну!..

— Тебя ж менты загребут, дурачок! Придумал! Без лицензии… — Ефрем Поликарпович фыркнул, вернул рукоять владельцу и, покручивая пегими редеющими патлами, пошёл прочь.

Портнягин уставился на деревяшку. Потом неуверенно взмахнул астральным лезвием, пытаясь отсечь кончик другой ветви. Безрезультатно. Зелёная листва продолжала себе шевелиться от ветерка, даже и не думая ни желтеть, ни кукожиться.

Подоспела гневная Соловеевна.

— С ума стряхнулся? — накинулась она на Глеба. — Я ж тебе махала обормоту! Ты с кем связался? Это ж сам Ефрем Нехорошев!

— А он кто? — туповато переспросил досрочно освобождённый юноша.

С той памятной встречи минуло полгода. Соловеевна куда-то делась: то ли померла, то ли точку сменила. А поди не смени — менты вконец поборами замучили, цены чуть ли не вдвое задрали. Что же касается Глеба Портнягина, то к великому удивлению всей Ворожейки подался юный хулиган в ученики к известному баклужинскому чародею. Да-да, представьте, к тому самому Ефрему Поликарповичу, что взмахом простой деревяшки засушил кончик зеленеющей ветви.

Поселился у него на квартире, принялся долбить азы волшбы.

Характер у старого кудесника оказался на редкость мерзкий. Особенно трудно приходилось накануне запоя, приключавшегося с наставником регулярно — примерно раз в месяц. В такие дни он становился раздражителен, придирчив и жестоко несправедлив. Окажись на месте Портнягина кто другой, сбежал бы на следующий день, однако не на того колдун нарвался. В смысле упрямства и вредности ученичок был под стать учителю.

— Ефрем, — позвал Глеб, внимательно разглядывая танцующую перед глазами округлую мыслеформу — величиною примерно с хороший мыльный пузырь. — А раньше колдовство круче было?

В ментальном шаре отражалась, гримасничая, тесная комнатёнка старого кудесника, заставленная и заваленная множеством предметов загадочного, но можно поспорить, что оккультного назначения. Разумеется, увидеть, а тем более сотворить подобную мыслеформу было дано далеко не всякому, но за полгода Портнягин много чему научился. Не зря же носил он теперь гордое звание — подколдовок!

— Понятно, круче… — закряхтел учитель, запахиваясь в ветхий заношенный халатишко и снова склоняясь над столом. Угнездившись на шаткой табуретке, умелец что-то мастерил из останков древнего слухового рожка.

— А почему?

— Мозгов было больше.

— Да ладно!

— Вот те и ладно!

— Сильно больше? — не унимался Глеб. До запоя Ефрему оставалось примерно дней этак пять, и настроение у него было миролюбивое. Самое время для познавательных бесед.

Прикинул колдун, поразмыслил.

— Грамм этак на сто… на двести…

— Глупеем, что ли?

— Глупеем, Глебушка… — вздохнул старикан. — Ох глупеем…

Ещё не утративший веру в прогресс ученик хотел было обидеться, но в следующий миг незримая для профанов мыслеформа беззвучно лопнула. Опять-таки подобно мыльному пузырю.

— Ну что ты будешь делать! — с досадой сказал подколдовок. — Двух минут не продержалась, зараза!

— Научишься ещё, — утешил наставник. — В твои-то годы!

Питомец недовольно посопел.

— Слышь, Ефрем… — позвал он. — А какой у них вообще рекорд?

Озадачился колдун.

— В смысле, сколько протянет? — хмыкнул, поскрёб просвечивающую на затылке проплешину. — Н-ну… тут смотря кто сколдовал… Такие бывают мыслеформы, что и вовсе не лопаются.

— Это как?

— А так… Уплотняться начинают, съёживаться… в этакую, знаешь… горошину. Тяжелеют… наземь опускаются…

— А дальше? — с жадностью допытывался Портнягин.

— А дальше, Глебушка, самое интересное. Полежит мыслеформочка эта в земле века три-четыре — и начинается в ней замещение астральных частиц материальными. Вроде как с костями этих… тиранозавров… Только там минералы органику выживают, а тут, стало быть, вот так…

Воспитанник оторопело потряс головой.

— И что получается?

— Да, знаешь, с виду катышек такой, вроде алебастровый… По-нашему говоря, перл…

— Погоди-ка! — насторожился Глеб. — А это не их Соловеевна из лукошка продавала? У вокзала тогда…

— Их… — кивнул старикан.

— Во-он оно как… — протянул ученик. — И что с ними делать, с перлами этими?

— А что ты с ними сделаешь? Ничего.

— Но покупают же!

— Да коллекционеры, в основном… любители…

— И что… мысль эту окаменелую… прочесть можно?

— Отчего ж нельзя! Наша братия читает запросто…

— А эти… любители?

— А любителям для чтения приборчик нужен. Ментоскоп называется.

— Как?! — не поверил Портнягин. Перед внутренним взором его невольно возникло великое скопище ментов.