Шрифт:
«Дрыхнет, как обычно. Наверняка!» — решил я, поднимаясь по лестнице.
Оказался прав. Храп, децибелами превосходивший шум взлетающего самолета, был тому подтверждением. Тихо постучал, зная еще одну его удивительную особенность: как бы кому ни казалось, что он спит крепко, пушкой не разбудишь, а храп вводил в такое заблуждение, Бахадур при малейшем шуме тут же просыпался. Алжирец встал, открыл дверь. Обомлел, обрадовался. Я, следуя инерции нормального «сидельца», приложил палец к губам, призывая немого не шуметь! Бахадур взглянул с укоризной. Я прошмыгнул в комнату. Пират заметил корзину. Изобразил Катенина-3. Потом, как и Мнацакан, сразу догадался, к чему мне такой невиданный реквизит. Улыбнулся.
— Письмо? — спросил я сразу.
Бахадур тут же достал его из-за пазухи. Вручил мне уже изрядно помятый конверт.
— Ты не мог не спать с ним? — я не удержался. — Посмотри, во что превратил?
Бахадур лишь пожал плечами.
— Чего не отправил?
Бахадур удивился.
— Ты же в тюрьме?! Мало ли.
— Молодец!
Потом наскоро, небрежно скомкал письмо, положил в карман. Бахадур возмутился. Справедливо. Только что же получил от меня нагоняй за неаккуратное обращение.
— Уже не нужно, — успокоил я его.
— Как это? — Бахадура не устраивал такой расклад.
— Все и так решилось. Весной поедем.
— Хорошо!
— Тамара дома?
— Да.
— Как она?
— Глупый вопрос. Как всегда!
— Царица? — улыбнулся я.
Бахадур закатил глаза, что означало: «Бери выше. Богиня!»
— Нужно увести её из дома. На полчасика.
Бахадур не удержался и так же, как Мнацакан, погрозил мне пальцем.
— Давай, давай! — призывал я его к действиям.
— Бахадур! — раздался требовательный голос нашей владычицы, уже подходившей к двери.
Только необходимость быстро спрятаться сдержала меня от того, чтобы не рассмеяться во весь голос. Так мы с пиратом задергались и засуетились, когда услышали голос Тамары. Словно нашкодившие дети при приближении суровой матери. Еле успел лечь на пол за кроватью алжирца, который уже открывал дверь.
— Ты чего такой взъерошенный?
Даже не видя мою грузинку, я представлял сейчас её взгляд, сверливший растерянного Бахадура.
— Да? — Тамара, все еще подозревая, переспросила в ответ на видимо чересчур торопливую жестикуляцию пирата.
— Ну, ладно! – Тамара поверила. — Собирайся… Как куда?!
«Идиот! — я не удержался, кляня Бахадура. — Нашёл время спрашивать. Руки в ноги и побежал!»
— В тюрьму! Косту надо навестить. Покормить. Если пустят, конечно, — вздохнула моя грузинка.
Бахадур больше вопросов не задавал. Прошлепал к кровати. Начал натягивать сапоги. Не удержался, моргнул мне. Я послал его в ответ подальше. Бахадур хрипнул.
— Что? — испугалась Тома.
— Все в порядке! — успокоил её алжирец. — Пойдем!
Для надежности я полежал еще минут пять. Потом встал. Прихватил корзину. Ну, что ж, как минимум час у меня был на то, чтобы устроить Тамаре обещанный сюрприз.
Всё подготовив, высматривал Тамару через окно. Заметил издалека. Она практически бежала. Бахадур поспешал за ней с небольшой корзинкой в руках. Ну, понятно. Пришла в тюрьму, а там сообщили, что ейного благоверного прям вот с утреца и отпустили. Она и помчалась обратно.
«Девочка моя! Что же ты? Взяла бы коляску какую! Ох, горяча! Даже не подумала. Ждать не могла. Сразу припустила!» — любовался я своей женой.
Потом отошел от окна. Встал так, чтобы видеть вход, но, чтобы при этом меня не было видно.
— Коста! — Тамара широко распахнула дверь.
Вбежала, уже изрядно запыхавшись. Но с улыбкой на лице. Остановилась, оглядываясь. Бросила взгляд на лестницу. Увидела. Не удержалась.
— Ааааа! — слов не нашлось, только восторженный вдох.
Тут уже, наконец, подоспел и Бахадур. Запыхался еще больше Тамары. Тоже увидел творение моих рук. Зацокал от восхищения. Тамара оглянулась на него. Он улыбнулся, кивнул ей.
— Иди!
И Тамара пошла по усыпанной разноцветными лепестками роз тропке, ведущей в нашу спальню. Потом побежала. Потревоженные её ножками и платьем лепестки резко взмывали вверх, чтобы потом плавно парить, заполняя пространство первого этажа. Бахадур остался стоять на месте. Наблюдая за любимицей, не удержался, всхлипнул, сдерживая слезы, и не обратил внимания на лепесток, приземлившийся на его голову. Один из многих, приобретенных у духоделов-парфюмеров.
Тамара вбежала в спальню. Опять ахнула, когда увидела кровать, всю покрытую лепестками.