— Мы в школу тоже не пойдем, — заявил я, когда мама вернулась в кухню. — Все равно вернут — у них предписание.

— Вроде не было объявления, — засомневалась мама, — ну, что занятия отменяются.

— Ты хочешь, чтобы нас деревьями пришибло?

Странно, что она так просто сдалась, когда я велел ей не ходить на работу… Блин — велел! Она же внушаемая. Вот оно как работает, можно велеть случайно, не сообразив, что это манипуляция с чужой волей. Надо быть осторожнее. И, действительно, не было объявления, чтобы в школах прекращали занятия.

Когда после четвертого урока нас все же отпустили, мы с Ильей убегали от скомканного куска жести, который нес ветер. Кому-то из мелких, помнится, серьезно в голову прилетело.

Наверное, стоит пойти и убедить директора распустить детей по домам, пока стихия не разгулялась. Помнится, да, в первый день апокалипсиса были у нас уроки. Учителей мы не слушали, алчно поглядывали на улицу, где начиналась метель — явление, исчезающе редкое в наших краях — и надеялись, что снега выпадет много.

Снег, если и ложился, то ненадолго, на моей памяти максимум он лежал неделю. Утром на горки выходят дети, катаются на санках, у кого они есть, но чаще — на пленке и картоне. Строят крепости. Заливают водой возвышенности. Играют в снежки стенка на стенку.

А ночью на опустевшие горки и катки выходят взрослые, потому что снег на юге — катастрофа для производств и ведомств и праздник для детей. Поскольку в каждом взрослом есть ребенок, они на полную катушку используют северную экзотику, то есть снег и мороз.

Пришлось еще раз велеть:

— Я схожу узнаю, что там в школе, а Боря и Наташа останутся.

Мама покорно кивнула, а я засобирался в школу. Надо прийти минут за двадцать до занятий. Надеюсь, директор уже у себя. Илье я звонить не стал, он живет, можно сказать, в школьном дворе.

— Ты позавтракал бы, — донеслось из кухни. — Сделать чаю?

Заглянув туда, я кивнул:

— Да. — И принялся одеваться.

Наедаться смысла не было, все равно скоро вернусь, и я удовлетворился бутербродом с сыром. Нацепил рюкзак и выбежал на улицу. Сначала разгула стихии я не почувствовал, закрытый нашим домом, но, когда вышел на дорогу, ветер толкнул в грудь и вынудил сделать шаг назад, а потом он затих, словно его и не было.

Пока температура была плюсовая. Небо полностью закрыла пухлая темно-серая туча. Она казалась однородной, но, если напрячь зрение, можно было разглядеть прожилки разных оттенков серого, закручивающиеся медленными смерчами. Самое скверное — эта туча опускалась.

На губу упала капля дождя, и я побежал, то останавливаясь, чтобы переждать порыв, то ускоряясь. Людей на улице не было. Школьники еще не вышли, собаки и кошки были умнее и попрятались. Мимо пролетела ворона, пока еще хвостом назад.

До школы я добрался за рекордные шесть минут, весь взмок, распахнул дверь в здание и рванул в директорский кабинет. Подергал ручку — закрыто, черт побери! И у завучихи закрыто.

Похоже, только техничка пришла, поглядывает свирепо. Я заходил вперед-назад по коридору. Заметил капли дождя, разбившиеся о стекло в холле. К обеду этот дождь превратится в снег. Провода оледенеют, и их порвет ветер. Ну где вы все, когда так нужны!

Мимо проходили повара, здоровались. В школу ворвался завхоз Петрович в легкой куртке, попытался войти к директору, выругался.

— Нет его, — сказал я. — Надо отменять уроки.

— Я тоже так думаю. — Он подул на окоченевшие руки. — Ветер усиливается. Ночью он был гораздо слабее.

Много позже, с начала нулевых, при норд-осте или другом катаклизме в городе начнут включать сирены, чтобы те, у кого есть возможность, оставались дома. Сейчас же никому ни до кого не было дела.

— Вы тучу видели? — спросил я. — Будет метель.

— Похоже на то. — Петрович упер руки в поясницу и прогнулся назад. — Болит! Всю ночь не спал.

Я стоял лицом ко входу и увидел директора с его неизменным дипломатом в руках. Вид Геннадий Константинович имел важный и невозмутимый. Заметив нас возле своего кабинета, он шевельнул надбровным валиком, пожал руку завхозу.

— Владимир Петрович, Мартынов… чего вы здесь?

Мы с завхозом переглянулись.

— Хотим вам предложить отменить занятия, — сказал Петрович.

— Указаний сверху не поступало, — отрезал он, открывая кабинет и приглашая нас, а может, одного Петровича.