— Шикарно, спасибо, ма! — просиял я. — И еще вопрос. Давай оформим земельный участок, как мы делали с дачей? Дед денег пришлет ближе к новому году. — Подумав немного, я добавил полушепотом: — Только давай договоримся: никто об этом не должен знать, в том числе Василий Алексеевич.

Прочтя сомнения на ее лице, я добавил:

— Пожалуйста! Это важно — чтобы ни одна живая душа. — Я посмотрел на Борю: — И тебя это касается.

— Так у деда уже есть дача, где тёть Лида живет, — не понял он. — Зачем еще одна?

«Скоро узнаешь», — подумал я, но сказал другое:

— Земля будет дорожать. Когда дед работать не сможет, продаст ее и будет жить на эти деньги.

— А-а-а, — протянул Борис, он хотел что-то сказать, но зазвонил телефон, мы вскочили и бросились к нему.

Вера звонит!

Сняв трубку, я выпалил:

— Да!

Борис подался вперед, навострив уши. Вера Ивановна проговорила:

— Привет еще раз, Паша…

Голос ее звучал виновато. Воцарилось недолгое молчание, в котором отчетливо проступало «нет».

— Что вы решили? — спросил я.

— Я, вот, подумала… Нельзя бросать детей посреди учебного года. До лета точно продержусь, а дальше видно будет.

Помимо воли губы растянулись в улыбке, сделалось легко и радостно. Она просто стеснялась принимать наше предложение.

— Я правильно понимаю, что вы остаетесь? — на всякий случай переспросил я.

Боря выпучил глаза, вытянул шею и тоже заулыбался.

— Мне очень неловко, что…

— Ура! — заорал брат и пронесся по комнате на балкон, Лаки побежал за ним, оттуда брат крикнул нашим: — Она сказала «да»!

Представляю, что соседи подумали…

— Е-е-е! — многоголосо грянуло с улицы.

— Что там у тебя за крики? — насторожилась Верочка.

— Мы ждали вашего звонка, вот, радуемся. Завтра вся школа будет радоваться.

Донесся вздох, пару минут длилась тишина, и я был уверен, что учительница тоже улыбается.

— До завтра, Паша, и… спасибо тебе огромное! Мне пора бежать.

Бестолково улыбаясь, я повесил трубку, набрал Илью и похвастался, что наш план сработал, Верочка остается с нами!

Мама выглянула в прихожую и спросила:

— Что случилось?

Я сел на свое место, подождал, когда вернется Боря, и рассказал, что любимая учительница собиралась уезжать, но теперь останется, потому что школьники скинулись ей на жилье. Мама умилилась, раскраснелась и рассказала, какой классный у них был учитель физики, ветеран, веселый и остроумный, добавила:

— Хороший учитель — очень важно. Помню, мы к нему на чай ходили, истории разные друг другу рассказывали. А мальчики, у которых родители пили, подолгу жили у него.

Вспомнилась история пока не случившейся несчастной любви Анечки Ниженко, как ей помогала Верочка, но все равно у девчонки потом вся жизнь под откос. Ее мужчина — местный педофил, взрослый мужик на «копейке», женатый, который дежурит на машине недалеко от школы, снимает школьниц, кому рассказывает сказки о любви, кого-то покупает за колбасу и шампанское. Наивная и скромная Анечка клюнула на опыт и красивые ухаживания, а кавалер не озаботился контрацепцией.

Пришла Наташка, разделась в прихожей, заглянула в зал и присвистнула.

— Ну ничего себе! Что празднуем?

— Вера Ивановна не увольняется, — отчитался я. — Согласилась жить на съемной квартире, спасибо тебе за участие!

Сестра, которая собрала в своем классе три тысячи, приложила ладонь к груди и театрально поклонилась.

— Присаживайся, Наташа, — пригласила ее мама и засуетилась больше обычного.

Что-то сейчас будет!

Сестра накинулась на еду, не моя рук, как голодающая. Ела она с таким аппетитом, что мне снова захотелось есть. Мама поглядывала на нас и все больше дергалась и ерзала, как школьница перед экзаменом, а когда сидела неподвижно, нервно стучала ногой по полу.

— Так что празднуем? — повторила вопрос Наташка, вымазывая тарелку куском хлеба.

Мама залилась краской, потупилась и прошептала:

— Василий Алексеевич разводится. Мы любим друг друга.

— Он сделал тебе предложение? — радостно воскликнула Наташка.

— Пока нет, — ответила мама, все так же глядя в пол и сцепив пальцы. — Я понимаю, вы уже взрослые, потому… потому… надо с вами посоветоваться. — Она втянула голову в плечи и затравленно огляделась, не в силах больше произнести ни слова.