«Третье поколение» — права народов на самоопределение, на развитие, на чистую окружающую среду, на мир — было признано как права в международном праве после колониальной борьбы 1960-х, конкретно — со вступлением в силу двух великих Пактов ООН по правам человека в 1976 г. Они не потеряли ни толики своей релевантности в контексте сохранения жестокой несправедливости глобальной экономики [532] .

Итак, эта глава развивает мой взгляд на международное право и права человека через исследование значения и влияния идеологии в увековечивании такого теоретического мышления, которое отнимает у своих предметов всю их материальную действенность и скандальную власть. А теперь я возвращаюсь к истории и контексту самоопределения, ключевого принципа международного права; и, в частности, попыткам построить марксистскую теорию международного права.

В последней главе я представил набросок теоретических оснований своего взгляда на права человека. Но имеют ли дискурс и практика прав человека сами какое-то право на существование? Эта глава расследует один ответ на насущный вопрос нашей нынешней ситуации: возможна ли политика? А также вспомогательный вопрос: являются ли «права человека» ресурсом только для застоя и реакции?

В своей книге «Этика. Очерк о сознании Зла» [533] Бадью объявляет, что «…возвращение к старой доктрине естественных прав человека, очевидно, связано с крушением революционного марксизма и всех опиравшихся на него фигур прогрессивной ангажированности» [534] . Сразу очевидно, что Бадью не разделяет моё диалектическое понимание прав человека. Для него, дискурс прав человека — признак неудачи. Но это явно не главная тема его книги, представляющей чрезвычайный интерес.

Обращаясь сперва к заголовку, следует указать, что Бадью определяет «этику» и «зло» радикально, в рамках политической проблематики — проблема состоит в том, как в XXI веке она может быть политической? Согласно Бадью, «…„этика“ в первую очередь касается „прав человека“…» [535] . Какова тогда роль так понятой «этики»?

Для Бадью, «этика», то есть «права человека», преграждает путь «событию» «во имя Зла и прав человека» [536] . Для Бадью «событие» «чисто случайно, и не может быть выведено из ситуации» [537] ; оно не имеет прецедента и неожиданно, чистая первопричина, всегда подобная доказательству (секуляризованной) благодати. Примеры, которые даёт Бадью,— «событие», заключающееся в том, что Коперник назвал Солнечную систему «гелиоцентрической» против установившейся совокупности знаний, утверждавшей, что Солнце вращается вокруг Земли; «событие» Французской революции в ситуации «старого порядка»; «событие» специальной теории относительности в рамках неизменных законов ньютоновской физики.

Объясняя «событие», Бадью идентифицирует «три основных измерения процесса истины» [538] — событие, верность и истина [539] . «Событие» — это то, что «заставляет явиться „что-то другое“, нежели ситуация» [540] ,— Маркс, по Бадью, есть событие для политической мысли; «верность» — это «название процесса», «продолжающийся и имманентный разрыв» [541] ; «истина» — «есть то, что верность заново сочетает и производит» [542] . Далее он определяет, что революции 1792 г. и 1917 г. были «действительно универсальными событиями» [543] . Ещё одним было возвещение Св. Павла о Воскресении [544] .

Таким образом, Бадью утверждает (и я с энтузиазмом соглашаюсь), что XX век был веком не обещаний, но свершений, победной субъективности:

То есть, для Бадью, «этика» (или «права человека») имеет то дурное воздействие, что «перекрывая… путь к позитивному назначению возможностей…, она принимает в качестве объективного фундамента всех ценностных суждений игру необходимого» [546] . Бадью ставит «этике» (или «правам человека») чёткий диагноз: «Она первым делом удостоверяет отсутствие всякого проекта, всякой политики освобождения, всякого истинно общего дела» [547] .

Как правильно объясняет Баркер, это приводит Бадью к полному отказу от современной ортодоксальной доктрины универсальных или естественных прав человека, неотъемлемой части идеологии либерального гуманитарианизма и закона глобального рынка, который кажется восторжествовавшим после неудачи революционного проекта марксизма [548] .

Повторю, что возможность политики, согласно Бадью, это «событие».

Бадью идентифицирует ещё две преграды. Одна — «этика инаковости» Левинаса (а также «культурализм»), к коей он вовсе не терпим. Бадью говорит: «Мотив „признания другого“ не поможет прояснить ни одну конкретную ситуацию» [549] . Вторая — это концепция в «естественном праве» Эрнста Блоха (и Костаса Дузинаса) «ещё-не-бытия» — утверждение, что человеческое достоинство в состоянии «ещё-не-бытия». Согласно Бадью, «бессмертное существует только в человеческом животном и через него. ‹…› Нет другой Истории, кроме нашей, нет никакого грядущего истинного мира. Мир в качестве мира есть и пребудет по сю сторону от истинного и ложного» [550] .