Дыхание раба было тяжелым, прерывистым, возбужденным.

Пылая щеками, я почувствовала, как из моего лона вытекает густая теплая влага и щекотно устремляется вниз, к ложбинке ягодиц. Эта картина (почему-то я была уверена, что это именно она) заставила Айана сдавленно застонать.

Он поймал пальцем эту мокрую дорожку и растер сок возбуждения по моим раскрытым складкам.

Было так хорошо, что я захныкала, безмолвно умоляя о большем, сама не знаю о чем. Ужасно хотелось коснуться своего любовника, но было нельзя, и в исступлении я комкала в кулаках простыню.

Мозолистой подушечкой пальца Айан кружил у моего лона, давил на чувствительную плоть, раздвигал складки, растирал по ним влагу. От его ласк меня трясло и выгибало на постели. Я плакала от удовольствия и разводила ноги шире, чтобы любовнику было удобнее меня гладить.

— Пожалуйста, пожалуйста.

Он не делал со мной ничего особенного, а я уже была на грани.

— Умоляю, Айан.

Раздался свирепый рык. Свободной рукой раб грубовато зажал мне рот, чтобы я больше не смогла ничего сказать.

Ему не нравились мои мольбы?

Скрипнул матрас. Айан сел по-другому, и теперь бедром я чувствовала крепость его вставшего члена, скрытого штанами. Двумя пальцами эльф скользил вдоль моих набухших складок. Иногда задерживался у входа и чуть надавливал на тугие мышцы, проникая внутрь на одну фалангу. Это было приятно, но еще приятнее — когда он принимался теребить скрытый бугорок в начале расселины. Я даже не знала, что это место настолько чувствительное.

Я мычала в ладонь любовника, желая попросить, чтобы он ласкал меня там почаще. Мои руки не были связаны, но почему-то я не смела оторвать их от кровати. Мы с Айаном словно поменялись ролями: я стала рабыней, а он моим господином, чья воля для меня нерушимый закон. Нельзя снимать повязку, нельзя тянуться к нему руками, нельзя сводить бедра и подниматься с кровати.

Как он тогда сказал? Лежите и наслаждайтесь.

Я лежала и наслаждалась.

Наконец ладонь Айана освободила мой рот. Я услышала шорох ткани, протяжный горловой стон, частые ритмичные шлепки и поняла, что мужчина утоляет свою страсть. Мысль о том, что, лаская меня между ног, он одновременно водит кулаком по своему возбужденному стволу, завела до предела.

Это же почти как в моей недавней фантазии!

Почти. Потому что в ней был не Айан, а Эль.

Только я об этом подумала, как два пальца вошли в меня на всю длину, туго растянув мышцы, а потом раб коснулся меня по-другому — нежно, мягко, влажно, не так, как раньше. Это были не пальцы! Язык! Он трогал меня там языком!

Дернувшись, я громко закричала от удовольствия.

Айан вылизывал меня, как зверь, — мокро, бесстыдно, жадно, с откровенным наслаждением.

Он сосал тот сладкий бугорок в начале расселины, хлопал по нему языком, целовал его, щекотал, мучил, жалил, терся о него носом и подбородком и одновременно ходил во мне двумя пальцами, раздвигая их внутри, как ножницы.

Сквозь собственные стоны я слышала его довольное урчание и сочные шлепки кулака по мошонке. Мой живот поджался, бедра и ягодицы свело судорогой. Рыдая и комкая пальцами простыню, я забилась в экстазе.

К моему удивлению, пока я пыталась прийти в себя после сокрушительного оргазма, Айан подорвался с места и вылетел за дверь.

Какая странная реакция!

Может, он боялся моего гнева? В конце концов, он и правда вел себя не так как полагалось постельному рабу. Грубовато, жестко, напористо. Зажимал мне ладонью рот. Подчинял меня своей воле, пусть и безмолвно. Не спросив моего позволения, принялся удовлетворять себя кулаком. Более строгая хозяйка наказала бы его за такую наглость. Но не я. У меня и мысли не было возмутиться.

Айан подарил мне такое безграничное наслаждение, что хотелось обнять весь мир. Тело стало невероятно легким. На губах блуждала счастливая улыбка. Никогда еще я не чувствовала себя настолько расслабленной и сытой.

Какое-то время я лениво нежилась в постели, затем решила найти своего любовника. Пусть знает, что госпожа довольна им и наказание за дерзость ему не грозит.

Напевая себе под нос веселую песенку, я спустилась по лестнице и свернула в пристройку для рабов. По пути мне встретилась толстуха Иримэ, которая сказала, что видела Айана в черной кухне. Это было тесное помещение с длинным столом, где невольники и слуги принимали пищу.

В дверях я замялась и даже подумала повернуть назад, потому что, помимо моего любовника, в кухне обнаружился и мой телохранитель. Оба сидели за столом и о чем-то беседовали, но при виде меня резко вскочили на ноги.

— Амани, — выдохнул Эль и тут же поправил себя, нахмурившись. — Госпожа.

Выглядел он каким-то странно растрепанным. Губы его припухли, потеряв форму. Глаза лихорадочно блестели. На щеках горел румянец. Не заболел ли он часом?

Айан, напротив, был бледен и дрожал.