Мне же отводилась роль товара. Ну там товар-деньги-товар, как учит нас наука экономика. Только в данном конкретном случае предполагалась лишь операция товар-деньги плюс сверху ещё товар в виде нашей собственности.

Теперь вот иду себе спокойно на завод, осматривая себя на предмет дырок в одежде или приставшей к ней пороховой гари, и натурально размышляю, где поскорее взять винтовку с самым лучшим боем да хоть каким-нибудь оптическим прицелом. Это ведь только такие, как она, полагают, что наезд является лишь их прерогативой. Я вот, к примеру, так не думаю вовсе. А оберегать мне есть чего. Мою семью и моё имущество! Моё!

На родителей-то надежды в этом плане, увы, никакой — дети этой эпохи и при этом ни разу не революционеры. Что? Поднять руку на персону из монаршего рода? Сын! Как можно! И так далее. Прям, наяву вижу ход подобного разговора.

Они у меня, скорее, сами откажутся от всего нажитого, продав имущество за относительный бесценок, да и уедут куда подальше от столицы. Благо есть куда. Страна большая. Но точно не за границу. Отец тут встанет вовсе на дыбы. Патриот! С большой буквы «Пэ»!

Но так-то нас и тут неплохо кормят. Съезжать из Санкт-Петербурга в ближайшее время нам пока никак нельзя. Даже противопоказано! Главная возможность для старта основного будущего бизнеса находится именно здесь. Сливочное, так сказать, место. Стало быть, остаётся лишь одно — либо они — клан Владимировичей, либо мы.

Надо будет заглянуть вот прямо завтра к Мосину. Не просто же так мы с ним теперь сотрудничаем, как два частных лица. Типа он меня консультирует в частном порядке, чтобы результаты наших совместных трудов не ушли за бесплатно государству. Он ведь на службе числится. Стало быть, всё, что ни изобретет — всё отходит тут же в пользу казны. А мне это надо? А мне это не надо! Казна с меня и так дерёт достаточно налогов!

Вот кто бы знал, что желание изготовить кульман позволит нам свести знакомство с этим человеком? И что поначалу мы с ним не сойдёмся во мнениях от слова — «совершенно». Как сейчас помню нашу первую встречу.

— Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! — нет, это не я бился головой о столешницу от непроходимой тупости сонмы местных «товарищей», которые лично мне совсем не товарищи. Это мой папа изволил палить по выставленным мишеням из револьвера. И из какого револьвера! Редчайшая редкость, не сохранившаяся в будущем ни в одном музее мира. Револьвер системы Мосина! Тот самый, что проиграл армейский конкурс изделию гражданина Нагана. И того самого Мосина, что увековечил своё имя, создав для русской армии винтовку.

А биться головой мне в то время хотелось с чего? А биться головой мне в то время хотелось с того, что местные оружейники с вояками, как прежде двигателестроители с прочими инженерами, банально не видели очевидного. Того, что уже сейчас лежало прямо перед глазами.

Эра револьверов, как армейского вооружения, шла семимильными шагами к своему закату. Шаг за шагом наступала эпоха самозарядных пистолетов, с различными конструкциями которых экспериментировали уже десятки оружейников по всему миру.

И тут, на тебе! Российская императорская армия выказывает желание принять на вооружение новый 3-линейный револьвер. А там, где револьвер, там и гильза с закраиной, что ставит крест на самозарядном оружии под будущий штатный армейский патрон. В общем, мрак. Очередной. И беспросветный.

Почему я тогда сетовал на оружейников с вояками, а не на одних только вояк? Да потому что, как нам в дружеской беседе поведал сам Мосин, в комиссию, принимающую решение по короткостволу, входили те самые отечественные оружейники! Что с Тульского оружейного завода, что с Сестрорецкого. Сами же себе препоны и придумывали, после чего их героически преодолевали.

Откуда полковник Мосин вообще тогда оказался в нашей компании? Точнее говоря, откуда мы взялись в его? Так ведь Сергей Иванович, начиная с 21 апреля 1894 года, стал заведующим Сестрорецкого оружейного завода, подготавливая тот к началу производства винтовок собственной конструкции. А мы как раз на этом самом заводе размещали заказ на изготовление всего необходимого для сборки первой крупной партии чертежных досок и кульманов, которым кульманами называться уже никогда не придётся.

Как-никак, это было одним из немногих предприятий в стране, что занималось производством прецизионного измерительного инструмента, в том числе по частным заказам.

Вдобавок мой отец был на слуху у тех, кто находился в теме передового машиностроения. Сам Менделеев рекомендовал его двигатели, как лучшие образчики подобных механизмов. А это говорило о многом! Вот и столкнулся он с полковником, когда заявился к оружейникам для «обкашливания тонкостей моментов».

Патента-то на подобные изделия на тот момент всё ещё не существовало в природе. Хотя соответствующая заявка уже как полгода была подана на рассмотрение. Но, учитывая отечественную практику их выдачи, положительного результата можно было ждать и два года, и три, и даже больше. Не любили у нас на родине спешить с их выдачей без должного проталкивания со стороны «нужных людей». Вот и приходилось «обкашливать», чтобы ничего никуда не утекло.