Больно уж сильно господа офицеры сетовали на то, что ни нормальных дорог, ни крепких мостов, ни средств обеспечения войск питьевой водой создано за эти 2 года так и не было, хотя расписано всё было от и до, где, кто и как обязан был это сотворить. Про жуткую бедность местных крестьян, на которую ныне с широко раскрытыми и полными охреневания глазами смотрел сам император, даже говорить не приходилось. Подавляющее большинство из них мало чем отличалось от своих соседей из Харьковской губернии, которых только-только осудили за погромы. А ведь тут тоже повсеместно чернозёмы!

После такого уже страшно думать о реальном положении вещей в нечернозёмных землях — самых заселенных в стране. Посему в определенных кругах уже сейчас совершенно не стесняются поговаривать вслух о том, что курскому губернатору теперь 100% кранты. Не такими словами, конечно, выражаясь. Но посыл у всех один и тот же. Кранты! Потому что настолько борзо всё подчистую разворовать — это надо было полагать себя вообще бессмертным или же неприкасаемым.

— Здравствуйте, ваше величество! — это мы дружно подорвались с земли. Мы — это я и мой старший брат. А после и мама с сестрёнкой подоспели — тоже «здрасьте», мол, сказать, да сделать книксен. Или как там это приседанье называется? Не «Ку» же кин-дза-дзайское.

— Никак с вашим великолепным автомобилем какая-то беда приключилась? — ответив всем нам взаимными приветствиями и отдельными комплиментами для наших милых дам, проявил должное участие напополам с любопытством государь.

— Ничего страшного, ваше величество, — отмахнулся я плоскогубцами, точнее рукой в которой те зажаты. — Обычные рабочие моменты. Испытываем на личном автомобиле то, что после будет реализовано на серийных машинах. Вот и подкидывают порой новые системы всякие «подарки». Не беда. Можно сказать, что привычное дело. Мы, Яковлевы, работать своими ручками ни разу не чураемся.

— Отрадно слышать, Александр Евгеньевич, — вновь ослепил всё наше семейство белизной своей улыбки монарх. — Побольше бы стране таких, как вы.

Это да. Тут я его понять могу на все сто. Насмотрелся уже за те 9 лет, что прожил в этом времени. Многие из помещиков и заводчиков до сих пор не осознали, что время крепостного права давным-давно прошло и наступило время технического прогресса.

В том числе по этой причине за последние 2–3 года позакрывалось свыше 4000 всяких фабрик, заводов и мастерских. Слишком уж большой процент в них был совершенно архаичной механизации, а также устаревшего ручного труда. Про условия же этого самого труда и говорить не приходилось вовсе. Кошмар. Как есть кошмар. С такого бы я тоже сам восстал на баррикады.

— С этим пожеланием, ваше величество, ко мне пока ещё рановато обращаться. Не дорос покуда до прямого и непосредственного участия в активном повышении демографии империи. Разве что вот старший брат обрадует родителей невестой. Ну а мы потом его детей подучим прям на совесть! Даже не сомневайтесь! — хлопнул я по спине опешившего от такого Лёшку, отчего тот даже слегка зашипел. Ну да. Молоток-то я в той самой руке продолжал удерживать, вот ему и прилетело по хребтине слегонца.

— А вы, я смотрю, всё так же не тушуетесь! — хохотнул в ответ монарх, чем спас меня от родительского «подзатыльника справедливости», а то мама уже взяла тихонько курс по направлению к моей говорливой персоне. Естественно, при этом мило улыбаясь всем и каждому, но персонально мне метая молнии глазами. — Годы идут, мир меняется, а язык Александра Евгеньевича остаётся всё столь же остр, как остр и его недюжий ум. Вы как? Уже куда-то поступили на учёбу, чтобы там профессоров вгонять в уныние и краску?

— А как же! Гений я недооценённый или просто погулять вышел? Как раз сегодня нагло пропускаю первые занятия в только-только открывшим свои двери «Санкт-Петербургском политехническом институте»! — гордо подбоченился я, под очередную порцию смеха императора. Смешливый он всё-таки человек. Ещё бы страной руководить умел, как то реально необходимо России, цены б ему возможно не было. А так пока цена — 10 копеек. Именно столько стоит 1 патрон к моей винтовке Маузера.

— И кем же вы планируете выпуститься спустя годы? — не догадываясь даже о моих мыслях на свой счёт, продолжил интересоваться император.

— В основном, конечно, металлургом, — вот где воистину непаханое нынче поле так это в данном направлении. Ведь чётких марок сталей до сих пор никто не предложил. Всё разделение металлов идёт лишь по способу выплавки, да по цели назначения — «мартеновская лемешная», к примеру, или «бессемеровская судовая», «орудийная» опять же. Лишь в плане производства брони для кораблей хоть что-то более подробно и глубоко расписывается. Но тоже не ахти особо, поскольку всё разнится от завода к заводу и под одним названием на самом деле выходят стали разного химического состава и характеристик. И что мне, блин, должно всё это говорить, как, блин, технологу? Да ничего хорошего! — Но и слегка кораблестроителем также планирую стать. А то, как взглянешь ныне на художества последних, что раз за разом закладываются на отечественных верфях, так прямо плакать хочется. И отнюдь не с радости, — а вот здесь улыбка монарха как-то разом улетучилась. Задел я, блин, болезненную тему.

— Да, да. Я помню ваши измышления.

— С тех самых лет, как я ещё пешком под стол ходил? — показав рукой уровень своего невеликого роста 5-летней давности, на всякий случай уточнил я. Всё же про то, что у нас с кораблями не очень, я впервые начал петь ему в уши ещё в 1896 году.

— Да, да. С тех самых, — вновь хохотнул Николай Александрович, оценив мою самоиронию, в которой на самом деле самоиронии не было ни на грош. Там так-то иронии вовсе не было от слова — «вовсе». Лишь затаённая глубоко в душе печаль о том сколь много лет и денег ушло коту под хвост и сколько их ещё уйдет по тому же самому адресу, как минимум. Что очень-очень жаль. Но мне всему такому умному и знающему банально не разорваться, дабы поспеть везде. Потому покуда на многое приходится просто махать рукой, как на совсем пропащее.