Шрифт:
— Мне достаточно того, что ни тетя Ануш, ни Манана Орбелиани от меня не отвернулись. Наоборот. Каждый день навещали. Успокаивали, подбадривали. А, если какая, как ты говоришь, фифа, не захочет со мной общаться, то мне, как говорит Микри — плевать с высокой колокольни, — тут Тома расхохоталась.
— Ты чего?
— Как-то сказала: «мне плевать с высокой каланчи!» А я представила, как она сидит на плечах у Миши и… — Тома не смогла продолжить, опять залилась смехом.
Я еще раз поцеловал ей ножку. Вернулся к ней. Обнялись.
— Как дела у Марии и Умута?
— Слава Богу, все хорошо.
— Таверна?
— Я была права. Новая хозяйка все профукивает. Мария этим воспользовалась. Пришла с живыми деньгами. Та не удержалась, конечно. Тут же — цап-царап! Теперь таверна принадлежит нашей семье!
— Янис, Эльбида, Варвара, Ваня?
— Все в полном порядке. Только Умут…
— Что?
— Он, конечно, отрицает. Но, думаю, специально это сделал! — Тамара улыбнулась с видом знатока подобных операций.
— Что сделал? — я был несколько напуган.
— Познакомил Яниса с девочкой-татаркой из соседнего аула.
— И?
— И у Яниса — первая любовь! Рано, конечно, говорить. Может, и пройдет с годами. Но пока он за ней, как на привязи.
— Что наши сказали?
— Ну, Мария вряд ли могла что-нибудь сказать…
— Ну, да! У самой — рыльце в пушку! — я рассмеялся.
— Ага! Эльбида, ты же знаешь…
— Янис для неё — бог!
— Да! Поэтому говорит, что, если ему хорошо с ней, то так тому и быть.
— Умут долго был в Тифлисе?
— Полдня, к сожалению! Отдал деньги, быстро переговорили, поделились новостями.
— Ты все рассказала, что случилось?
— Ну, конечно! — Тома удивилась. — Семья же! Как же можно скрывать?
— Испугался?
— Нет. Я подала все так, что он уехал уверенный, что мы со всем справимся и нам ничего не грозит!
— Нет тебе равных в подлунном мире, жена моя! — я крепко обнял Тамару.
— В мире? — Тома подпустила грозные нотки в голос.
— Во Вселенной! — поспешил исправиться.
— Теперь ты спокоен?
— Тома, пойми, все равно до конца спокойным я не могу быть.
— Почему?
— Потому что я пока не вижу выхода из этой ситуации.
— Почему?
— Потому что Чернышев обложил меня флажками. Сделал так, что я не могу опять выбиться в офицеры. И что теперь? 25 лет в солдатах? Или если куда пошлют, то мне придется отчаянно рисковать, чтобы вернуть былое. А тут, кто его знает, или верну, или останешься вдовой. Вот почему я тебе говорил про развод.
— Больше не говори никогда. С этим мы решили. А с твоими флажками как-нибудь разберемся, — Тома задумалась. — Может, Цесаревичу написать?
— Нет! К таким людям можно кинуться в ноги лишь один раз. Или просто ждать, пока сами предложат.
«Что-то думается мне, что не предложат. Неправ Булгаков, ой, неправ. Не ждите милостей от царей — вот это точнее».
Тамара приняла мою логику. Спросила о другом:
— Мне Рукевич сказал, что этот флигель наш. Это так?
— В смысле? Ты о чем?
— О том, что я перееду сюда. Буду рядом…
— Нет! — на моей памяти я второй раз стукнул кулаком по столу. Вернее, по стене, поскольку лежали в кровати.
— Но, Коста!
— Тамара! Не обсуждается! Я не говорю про развод, ты не говоришь про совместное житье здесь. Не позволю! Поняла?
— Да! — тихо произнесла жена.
— Не слышу!
— Да, муж мой, поняла!
— Так-то лучше!
Тамара перевернулась на живот.
— Ты чего?
— Подумала, может, хочешь отшлепать! — хохотнула.
Я начал гладить её, радуясь, что так удачно завершил разговор, проявил характер… И опять попался.
— Ты должен стараться, Коста! Ты должен найти выход из этой ситуации.
— Знаю, любимая.
— Нет, любимый. Ты не все знаешь, — Тома с улыбкой закрыла глаза.
— Чего я еще не знаю, — моя рука застыла, перестав гладить её спинку.
— Ты не знаешь того, что я беременна!
Глава 10
Коста. Манглис-Дарьяльское ущелье-Малая Чечня, январь-апрель 1841 года.
Проводы получились скомканными и суетливыми. Из-за меня, конечно. Новость о том, что скоро я стану отцом выбила почву из-под ног, заставив забыть обо всем на свете. Думая об этом все время, я не знал, за что хвататься и, в общем, только мешал Тамаре и Бахадуру. Путался между ног. Взявшись за что-то, зависал. Тамару это изрядно веселило. Да и Бахадур не скрывал усмешки. Наконец, Тома просто схватила меня за руки, усадила на стул и приказала с него не вставать, пока она прибиралась во флигеле.