Я просто кивнул. Ну, пусть попробует. Даже Гришка ничего со мной сделать не может. Сомневаюсь, что мои новые «учителя» смогут преуспеть в том, в чём оказался бессилен даже мой знаменитый предок.

– Так, пока я не ушёл, – я потёр лоб, стараясь разогнать головную боль. – Как насчёт чековой книжки или кредитной карты? Вы сами говорили, что я могу распоряжаться в разумных пределах средствами Семьи.

– Разумеется. – Кивнул он. – На ваше имя будет открыт специальный счёт, которым вы будете пользоваться до совершеннолетия. Я составил договор, и ваша мать сейчас его подпишет. Дмитрий Александрович, подойдите ко мне. Я должен активировать карту и чековую книжку, чтобы привязать их к вам.

Гомельский вытащил из стола книжку в очень дорогой кожаной обложке и почти самую обычную кредитку. Будто ждал нечто подобное и успел подготовиться. Я даже не удивился, когда он проколол мне палец и капнул кровью на специальную подставку. На этой подставке уже лежали искомые предметы. Вокруг книжки и кредиток возникло сияние, а когда оно потухло, поверенный кивком предложил мне их забрать.

– Вы не возражаете, если я к вам загляну через три дня? – спросил он меня. Я опять пожал плечами и покачал головой. Нет, не возражаю.

– Дима, ты куда? – мама встала и подошла ко мне, когда я сгрёб книжку с кредитками, рассовал их по карманам и снова пошёл к двери.

– Домой, пешком. Я хочу пройтись.

– Дим…

– Мама, я хочу пройтись.

Оставив мать решать какие-то вопросы, я покинул банк, расположенный в центре Твери.

Я шёл по широким улицам, не глядя вокруг и ничего не замечая. Внезапно моё внимание привлёк газетный киоск, стоящий у меня на пути. Вернее, не сам киоск. Подойдя ближе, я понял, что не ошибся. Почти со всех газет и журналов, кроме детских и для мужчин, на меня смотрел Саша.

Камера его любила, он был красив, отметил я про себя. Фотографии были в чёрных рамочках, над ними вились бессмысленные слова сожаления, а также то, что мир потерял такого замечательного человека, и не только мир. Биржи штормит, акции кренятся, и никто не знает, что делать, потому что наследник Наумова ещё сопляк. А дальше шёл закономерный вопрос: быть или не быть финансовому кризису?

Я попятился от киоска, в голове звенело, а где-то в районе солнечного сплетения начала скручиваться невидимая пружина. Внезапно я ощутил спиной какое-то препятствие.

– Осторожнее, пацан, – добродушно произнёс высокий, полный мужчина, на которого я наткнулся.

Я посмотрел на него невидящим взглядом, а потом побежал. Я бежал и бежал, и смог остановиться, только когда переступил порог дома.

Надо ли говорить, что так далеко я не бегал никогда. Уже попав в холл, просто упал на пол, не в состоянии протолкнуть воздух к горящим лёгким. В таком положении меня нашла мама.

– Дима, вставай и собирайся, – устало сказала она, проведя рукой по моим волосам.

– Зачем? – я не собирался вставать.

Не хочу, буду лежать так все три дня. А потом меня найдёт Гомельский, и мы будем выяснять всё про гипотетический кризис. Хотя нет, через два мне нужно будет встать и встретиться с Ромой. Но вот именно сейчас я совершенно к этой встрече не готов, больше в моральном плане.

– Мы уезжаем, – я распахнул глаза и сел. – Я больше не могу находиться в этом доме. Я устала. Я его просто ненавижу!

– А с этим мне что делать? – я потряс рукой, на которой был закреплён браслет.

– Школы есть во всех странах, пойдёшь во Фландрскую.

– Нет, – я покачал головой. – Я потерял слишком много и не хочу терять с таким трудом приобретённых друзей.

– Дим…

– Нет, мама, я никуда не поеду. Давай не будем скандалить, ладно? Ты поезжай. Со мной ничего не случится, правда. Мне через пять дней в школу возвращаться, Слава за мной присмотрит.

– Дмитрий…

– Мам, ты не сможешь меня переубедить, уезжай, я настаиваю, – и, поднявшись с пола, я побрёл в свою комнату.

Мама зашла ко мне, чтобы попрощаться, но мы так и не смогли сказать друг другу ни слова.

– Я позвоню.

– Хорошо, – я не смотрел на неё. Мне просто жизненно необходимо было остаться одному.

Она покачала головой и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. А я так и остался сидеть на кровати, разглядывая дорогие обои, которые смотрелись так непривычно в моей небольшой комнате.

Комната постепенно погружалась в темноту наступающей ночи. Нужно было уже или встать и включить свет, или ложиться спать. Но я продолжал сидеть, пытаясь в темноте разглядеть рисунок на обоях.