— Оставь свои угрозы, как успел оставить совесть, — усмехнулся Олег. — Без тебя произошло очень многое, но хамелеон еще бегает, и это удручает. Впрочем, начнем по порядку. Идем.

— Далеко? — насторожился младший напарник.

— До гостиной. У нас гость, точнее, гостья. Идем. К тому же ты с дороги, должно быть, хочешь привести себя в порядок.

— Я свеж и бодр, — заверил его Степан. — Идем же, я заинтригован.

Он первым направился к выходу из портальной комнаты, но остановился и, обернувшись, прищурился.

— Постой-ка, ты ведь даже не спросил меня о том, что мне удалось разузнать.

— Ты ничего не разузнал, даже если что-то и разузнал, — усмехнулся Олег. — Светлины — это Воронецкие, и тут больше нет никаких сомнений.

— Но… — начал было Стёпа, но Котов подтолкнул его в направлении коридора и ответил безапелляционно:

— Всё после.

Мужчины прошли в гостиную. Глашенька, заметно взволнованная и испуганная, тут же поднялась с кресла, на котором сидела.

— Доброго дня, — пролепетала барышня и перевела взор на Олега.

— Доброго дня, — машинально ответил ошеломленный Степан и, как и девушка, посмотрел на напарника. — Это же…

Олег приблизился к Глашеньке, взял ее за руку и улыбнулся другу:

— Всё верно, Воронецкая Глафира Алексеевна. Позвольте представить вам, Глафира Алексеевна, моего напарника и друга — Туманов Степан Ильич. Тоже маг.

— Безмерно рада знакомству, — со смущенно улыбкой девушка присела в книксене.

— Олег, — настороженно позвал приятеля Стёпа, не спеша быть вежливым в ответ.

— Присаживайся, — велел Котов. — Ты жаждал новостей, сейчас ты их узнаешь. Но для начала скажу, чтобы ты перестал подозревать меня в слабоумие, Глафира Алексеевна не хамелеон, как и ее брат. А с хамелеоном я столкнуться успел, как и с магиней четвертой категории, которая жила у нас под носом все эти годы.

— Чего? — округлил глаза Степан, и Олег повторил:

— Садись и слушай. Да и недурно бы показать, что ты воспитанный человек, а не выходец из лесной чащобы. Ты пугаешь и смущаешь нашу гостью.

Младший розыскник опять посмотрел на девушку, она стояла, потупившись и мяла пальцами свободной руки ткань платья на бедре. Степан приблизился к девушке, галантно поклонился и произнес, как завсегдатай светских салонов:

— Приношу вам свои извинения, очаровательнейшая. Не желал быть грубым, уж не сердитесь на меня, будьте милостивы. Всему виной мое ошеломление. Когда я отправился в Суздаль, вы были на подозрении, а теперь вот стоите здесь, и мой друг не скрывает того, кто мы есть на самом деле.

— Я ведь знаю хамелеона, и откуда он пришел, — рассечнно улыбнулась барышня. — И о вас я тоже знала от него, скрывать уже нечего.

— Да, верно, — улыбнулся младший розыскник. — Прошу простить меня еще раз.

— Пустое, — Глашенька подняла на него взор. — Я вовсе не сержусь на вас, Степан Ильич. Впрочем, вы можете искупить ваш грех отменными щами. Олег Иванович расхваливал ваши таланты.

Котов хмыкнул, а Степан, покосившись на него, вновь склонил голову:

— Почту за честь, Глафира Алексеевна. А где же ваш братец? Отошел по делу?

Девушка тут же помрачнела.

— Мишу арестовали, — ответила она.

— Да сядь же ты наконец, — вмешался Олег. — Или я не произнесу ни слова.

— Покоряюсь, — более не стал спорить Стёпа, и беседа все-таки состоялась.

Уже позже, когда было сказано всё, что знала Глашенька, мужчины оставили ее в одиночестве. Девушка с пониманием улыбнулась и взялась за свою книгу. Маги перешли в кабинет, но дверь закрывать не стали. Их гостье всё равно было не слышно, о чем они беседуют.

Степан устроился на краю стола, Котов уселся рядом, и напарник, качнувшись, подтолкнул его в плечо.

— Ты смотришь на Глафиру, как кот на сметану, не начуди. Она — девица, а ты ничего не можешь ей предложить, кроме содержания.

— Даже рта не открывай, поссоримся, — предупредил его Олег. — Менее всего я склонен унизить чистое создание отвратительным предложением. Между нами ничего не может быть, я это помню.

— Но и она, похоже, к тебе глубоко неравнодушна…

— Довольно, — оборвал напарника Котов. — С чувствами разберемся после, сейчас дело, и я не всё сказал. Кое о чем в присутствии Глаши я говорить не хотел.