Шрифт:
НОЧЬ В РЕДАКЦИИ
Холодным февральским вечером я поднимался по улице Горького, торопясь в редакцию, где меня ожидал дежуривший по отделу информации Тихон Михайлович Беляев (он печатался под псевдонимом Тихон Холодный). Корреспонденты центральных газет только что ознакомились со строительством гостиницы «Москва», и я спешил сдать заметку о новом здании в центре столицы.
В отделе информации «Правды» было, как всегда, людно. Обстановка напоминала операционный зал телеграфа. Стрекотали аппараты, печатавшие на узких бумажных рулонах сообщения собственных корреспондентов и ТАСС. Курьеры несли информацию, принятую стенографистками по междугородному телефону из Харькова, Свердловска, Одессы, Архангельска, Еревана… Звонили и передавали новости друзья газеты, ее актив — рабкоры, ученые, партийные и советские работники, колхозные бригадиры, педагоги, спортсмены.
Беляев, худощавый, подвижной, с выразительным, нервным лицом, ухитрялся в одно и то же время разговаривать с репортерами, читать и отправлять заметки в типографию, отвечать на телефонные вызовы.
— Удачное начало, Вера, очень удачное!.. Сколько же ты пробыла у Мичурина? Как тебя принял Иван Владимирович?.. Алло, слушаю. Секретариат? Да-да, в заметке речь идет о новом автомобиле «ЗИС-101»… Что?.. Ленинград просто засыпал информацией… Пока!.. Нет, так не пойдет, придется переделать — о строительстве первой линии метрополитена написал холодным, бесстрастным языком, а ведь ты спускался под землю, ходил по трассе… Типография?.. «Групповой полет дирижаблей» давно сдали, тридцать строк… О выставке посылаю…
Беляев положил трубку и повернулся к соседнему столику.
— Немов, скорее сдавай материал, — заторопил он сотрудника, вернувшегося с выставки плакатов «Десять лет без Ленина по ленинскому пути».
В кабинет влетел молодой спортивный репортер и ринулся к дежурному, потрясая исписанным листком:
— Готово! Вот это встреча!..
— Что такое? — остановил его Беляев, одинаково равнодушный ко всем видам спорта, кроме шахмат.
— А вы прочтите, прочтите! Разыграно первенство Москвы по хоккею, победил «Дукат». Ка-а-кая была борьба…
Быстро пробежав страничку, Беляев пометил шрифт и с тревогой оглядел заваленный рукописями стол:
— У кого еще есть материалы?
— Интервью с руководителем экспедиции на Памир.
— Тема?
— Земледелие на высоте четырех тысяч метров.
— Написали?
— Да, строк сорок… Очень интересные опыты. Двести пятьдесят культурных растений. Вызрели ячмень, горох, люцерна…
Лист за листом уходил в наборный цех. Трубы пневматической почты с шипением и присвистом всасывали цилиндрические патроны, заряженные свертками с информацией.
На всех сообщениях стояла дата: 14 февраля 1934 года.
Близилась полночь. Горячка утихала. Газетные полосы были уже заполнены. Вытеснить стоявшие в них материалы могла лишь информация особой важности.
Репортеры разошлись. В отделе остались Беляев, Немов и я. Засиживаться в редакции до глубокой ночи давно уже стало для нас обыкновением.
Достаточно было сигнала, чтобы любой из нас помчался к месту события, представляющего общественный интерес. Бывало и так, что перед рассветом телефонный звонок поднимал журналиста с постели, спустя час он сидел в кабине самолета, к полудню оказывался за тысячу километров от Москвы — на аэродроме областного города, в рабочем поселке, на колхозном поле, — и еще до наступления сумерек информация специального корреспондента лежала на столе редактора. В журналистской работе мы видели свое призвание и гордились, что сотрудничаем в газете, созданной Лениным, самой авторитетной, уважаемой и любимой народом.
Усевшись на скрипучем редакционном диване, мы вспоминали события недавних дней. Тихон Беляев заговорил о катастрофе стратостата «Осоавиахим». Несчастье произошло в конце января. Было раннее утро, морозило. Облака нависли, казалось, над самыми верхушками сосен. Колоссальный шар уже наполовину скрылся в плотной серой мути, когда из люка сферической гондолы показался командир стратостата Федосеенко и с высоты донесся его прощальный привет. Через несколько секунд аппарат исчез в гуще облаков.
На земле принимали короткие радиограммы: «Достигли высоты 20 600 метров… Продолжаем наблюдения… Все благополучно…» Внезапно связь оборвалась, экипаж перестал отвечать на вызовы.
Редакционные автомобили помчались по загородному шоссе на восток, куда воздушные течения уносили невидимый стратостат. В ста тридцати километрах от Москвы нас настигла жестокая весть: «Осоавиахим» упал в малонаселенном районе Мордовии, — Федосеенко, Басенко и Усыскин погибли…
Припомнилась последняя ночь перед стартом. Возбужденные и осунувшиеся лица пилотов, их решимость достигнуть высоты, на которой не бывал ни один человек.