Ну и ладно. С этим разобрались.

Я поворачиваюсь к Миражу, прижимая к себе сына.

— Слушай, сынок! — говорю я, улыбаясь карапузу, который вцепился в мой рог и вовсю его тянет. — Вот эта глазастая тварюга — Демон.

Указываю когтем на Миража, который уже не пытается даже скрыть дрожь в пальцах.

Малыш удивлённо хлопает глазами, внимательно разглядывая бывшего генерала Короля Теней. Крохотные ручки сынишки тянутся вперёд, но я мягко удерживаю его, не давая дотянуться.

— И он хочет навредить нашей маме.

Карапуз замирает, в глазах пробегает удивление.

До этого момента Демоны в его мире были чем-то вроде забавных зверушек — большие, клыкастые, но не страшные. Олежек их не боялся, скорее считал чем-то дружелюбным, странными няшками.

А тут вдруг оказывается, что они могут угрожать маме.

Осознание медленно проступает в его глазах. Он отворачивается от меня и снова смотрит на Миража.

На этот раз уже не с любопытством, а с чем-то совсем другим. С пониманием: маме угрожают.

Эта новая, непривычная мысль явно не нравится младенцу. Его мордашка мгновенно мрачнеет, губки дрожат, дыхание сбивается. Он тяжело, по-детски шумно, втягивает воздух, словно собираясь заплакать. Но вместо этого, с невероятным для своего возраста усилием, он выдавливает первое осмысленное слово:

— Ма-ма…

Голос слабый, но твёрдый.

Я киваю, ласково поглаживая его по пушистой макушке, ощущая едва уловимое напряжение в его крохотном теле.

— Не дадим её обидеть.

Он морщится ещё сильнее. Его крошечные бровки хмурятся, взгляд становится серьёзным, как у взрослого, который вдруг осознал свою ответственность.

Он снова поворачивается к Миражу, маленькие ручки слегка дрожат, но вытягиваются вперёд. Только не физически.

Ментально.

Я чувствую, как его сознание пробирается внутрь, как слабый, но цепкий росток, пробивающийся сквозь камни. Он ещё неумел, его касание резкое, грубоватое, но в нём есть первобытная жёсткость, какая бывает у детей, которые видят мир в чёрно-белых оттенках.

Я ухмыляюсь, ощущая тонкую вибрацию его разума.

Молодец.

Но пока слабоват.

Легко направляю энергию, аккуратно заряжаю его через Жору, сплетая его импульс с моим, формируя мощный псионический заряд.

Основная мощь исходит от меня, но я подключаю сына, заставляя его почувствовать этот процесс. Он должен понять, что делать.

Должен выработаться рефлекс. Видишь Демона? Бей его.

Не задавай вопросов. Не верь словам.

Демоны не бывают добрыми.

Я снова перевожу взгляд на Миража.

Он уже понял, что происходит.

Но слишком поздно.

Паника вспыхивает в его глазах, силуэт дёргается, срываясь в слабые рывки, но пространство уже сжимается вокруг него, словно воронка, всасывающая всё живое.

Я ухмыляюсь, слегка покачивая сына на руке.

— Ты хотел получить тело моего сына? — насмешливо бросаю я. — Так иди и возьми!

Мы наносим удар.

Наша психическая энергия сплетается в одну точку, искрится, выжигает воздух, образуя псионическую воронку, разрывающую Миража.

Демон взвывает, его силуэт сотрясается, трещит под натиском. Синие всполохи пламени вспыхивают, вспарывая его эфирную оболочку, превращая её в бесформенные лоскуты.

Он извивается, пытается сопротивляться, но в этот момент мой сын сжимает крохотные кулачки, и натиск усиливается.

Мираж дико орёт, его тело судорожно выгибается, будто его рвут изнутри.

Реальность вокруг него трескается, как стекло.

В последний миг я замечаю, как в глазах Демона мелькает нечто похожее на осознание — будто он понял, что проиграл не мне, а кому-то куда страшнее.

Проиграл карапузу. Я ухмыляюсь, крепче прижимая сына к себе. А он с интересом смотрит на агонию Миража. Я не мешаю. Пусть учится.

Мираж корчится в воздухе, его астральное тело содрогается под волнами ментальных ударов, словно пойманная в бурю тряпичная кукла. Он рвётся, скручивается, пытается вывернуться наружу, но каждое движение лишь сильнее впечатывает его в сеть псионического напряжения.

Тонкие линии энергии вспыхивают, образуя узор — это его собственные нити, его же сила, обращённая против него. Разрывы идут по всему телу, как по старой потрескавшейся керамике, изнутри сочится эфирный свет.

Он исчезает.

Почти.

Я ухмыляюсь, обнажая клыки, следя за последними судорогами его сущности.

— О, нет, глазастик, — хрипло смеюсь, покачивая головой. — Умереть так просто я тебе не позволю.

Чувствую, как Мираж отчаянно пытается ускользнуть, расползается, стремится раствориться, его обрывки сознания хватаются за остатки силы, как утопающий за гнилую доску. Он ещё жив. Он ещё надеется.