К Воробьёвым отправляемся колонной — для вида. Гвардия сопровождает нас, демонстрируя, что всё официально, всё по правилам. Пусть боярин видит, что разговор не кулуарный, что мы едем грабить Воробьёва без стеснения, ибо заслужил, а если он упрётся, то грабить его будет уже Охранка.

Подъезжаем с опозданием в полчаса. Специально. Это тоже задумано

Особняк приличный, старый — ещё бы, боярин-то уважаемый. Охрана тоже внушительная, но она пропускает всю колонну, даже если неохотно.

Путь к дому открытый, ветреный — от парковки идти прилично. Издержки старых особняков — подземные гаражи не предусмотрены. Ну и ладно, уж не замерзнем: Лена в полушубке, а я в одной кофте — легионер-огневик делает своё дело, греет изнутри.

Вдалеке виден сад — голые деревья, среди них скульптуры, покрытые инеем, застывшие, словно наблюдают за гостями.

Киваю гвардейцам:

— Стойте тут, если что — позову.

— Так точно, шеф.

Сопровождающий боярский слуга ведёт нас с Леной к крыльцу. В холле же встречает сам боярин Артём Воробьёв. А за спиной его маячит нерадостный Бизуков.

— Здравствуйте, Данила Степанович и Елена Викторовна, — Воробьев вежлив, но явно раздосадован. Боярин точно готовился к нелёгким переговорам — борода торчит колючками, глаза зло прищурены. Понимает, что на кону.

— Добрый вечер, Артём Кириллович, — киваю с улыбкой.

— Здравствуйте, Ваше Сиятельство,— добавляет Лена.

Воробьёв делает приглашающий жест вглубь дома.

— Проходите, Данила Степанович и Елена Викторовна.

Я улыбаюсь, словно старому другу, и без всякого стеснения предлагаю:

— Пойдёмте лучше посмотрим ваш сад, Артём Кириллович. У вас там скульптуры, кажется?

Боярин хмурится, бросает быстрый взгляд в сторону холла, но голос пока остаётся вежливым:

— Зима не лучшее время для прогулок по саду, Данила Степанович.

Я оглядываюсь, указываю на ясное небо за окнами и с лёгкой усмешкой замечаю:

— Почему же? Мороз и солнце — день прекрасный. Разве нет?

Воробьёв сжимает челюсти, но сдержанно кивает.

— Что ж, пойдёмте.

Он машет рукой, и возникший словно из воздуха слуга ловко накидывает на плечи боярина тулуп.

Мы выходим наружу, шаги глухо отдаются на каменных ступенях. Дорожки расчищены от снега, но мороз чувствуется в воздухе. Воробьёв шагает рядом, насупленный, губы сжаты в тонкую линию, походка чуть напряжённая. За ним следом плетется Бизуков, опустив голову.

Мы медленно продвигаемся по саду, среди голых деревьев и застывших под инеем скульптур. Молчим.

Я лениво провожу взглядом по рядам аккуратно вырезанных фигур, в то время как Воробьёв изо всех сил пытается сохранить вежливое выражение лица. Но напряжение выдаёт его с головой. Даже походка говорит громче, чем слова.

— Какие у вас интересные скульптуры, Артём Кириллович, — замечаю я, делая вид, что разглядываю работу мастеров. — Это что, античные статуи?

— Не знаю, — бурчит боярин.

Тем временем Ломтик уже шурует в боярском кабинете.

Пушистик бесшумно копается в тумбочке, носится по столу, засовывает морду в ящики, вытаскивает бумаги, суёт их обратно, словно выбирает, что вкуснее. Документы разлетаются веером, папки раскрываются одна за другой. Где-то падает чернильница, оставляя чёрное пятно на уголке стола.

Я быстро просматриваю найденное, навыком диагонального чтения выуживая ключевые моменты. В голове выстраивается полная картина обороны Междуречья войсками Воробьёвых. И вот оно — то, что мне нужно: чёткие цифры, детальные отчёты, дислокации войск, количество оружия, маршруты поставок, распределение техники и ресурсов.

Бинго.

Тем временем Воробьёв не выдерживает. Он резко останавливается, раздражённо взмахивает рукой:

— Так что вы хотите, Данила Степанович? Хватит с меня искусства! Я этот сад исходил вдоль и поперёк.

Я пожимаю плечами, не отрывая внутреннего взгляда от бумаг в его кабинете:

— Давайте начнём с того, что нужно вам. Вернуть сына — Семёна Артёмовича.

Ломтик по моей команде переворачивает лапой страницу, и я нахожу интересный пункт.

— Но ведь вам нужен не только сын. Вам нужно моё молчание.

Воробьев медленно кивает, пытаясь скрыть проблеск надежды в голосе:

— Допустим.

Ещё рассчитывает, что всё обернётся в его пользу. И, что самое смешное, у него действительно есть такая возможность.