– Но… но… – Элизабет изумленно тарахтит. – Зачем тебе деньги? Ты не должна ехать в эту деревню. Ты – чужая для них. Ты ненавидишь Эсмар. Сколько раз ты проклинала этих людей. Здесь все знают, что ты… – и ее рот вдруг кривится: – вела себя непристойно!

А я уже иду в дом, чтобы открыть волшебный сундучок, и Элизабет нервно торопиться за мной. Сундучок оказывается весомым, его приносит Софи и ставит передо мной. А я сажусь в кресло, склоняюсь и проворачиваю ключ в замке. Распахиваю крышку, а там – мама дорогая, мешочки с монетами, много купюр и драгоценности. И письмо с печатью и солидным росчерком. Написанное рукой скорее секретаря, нежели самого принца, но подпись его – резкая, размашистая и угловатая.

– Элизабет, – говорю недовольной фрейлине, которая поджимает от злости губы. – Разузнай у госпожи Ройс, что именно ей нужно из продуктов и утвари и сколько еще надо закупить свечей.

– Говорить с прислугой? – раздосадовано шипит фрейлина. – Они только и годны, чтобы приказы выполнять. Не наше это дело – интересоваться их заботами!

– А наше дело какое? – спрашиваю ее в лоб, тоже раздражаясь. – Крестиком вышивать? – сдвигаю ее в сторону. – Раз взялась расходы вести – веди, но деньги выдавать буду я. И я хочу знать, на что они тратятся, и сколько все это стоит.

Софи, которая принялась утюжить мою одежду огромным чугунным утюгом, заправленным углями, бросает на меня исподволь взгляд. В нем вспыхивает искра восхищения, и тотчас пропадает.

Элизабет столбенеет, но затем идет за мной и больше не спорит. Мы спускаемся на первый этаж и Элизабет идет на кухню, где работает госпожа Ройс, а я на улицу, потому что там гремит голос капитана Эрта. Он зычно отчитывает солдат, а они носятся впопыхах по двору, слышится стук молотков – крышу конюшен латают. Кони стоят привязанные, их чистят, наливают воды в корыто. У каменной стены замка уже выставлен караул.

– Доброе утро, капитан! – я замечаю его, стоящим на крыльце спиной ко входу.

Он смотрит за работой своих людей и лишь коротко оглядывается через плечо, а, увидев меня, спешно кланяется.

– Ваше высочество… – и в голосе изумление: – Вы одна? Где ваша фрейлина?

– Разговаривает с госпожой Ройс, – я встаю рядом с капитаном и тоже смотрю на солдат, скрещиваю руки на груди: – Мне потребуется ваша помощь. Ваши люди неплохо умеют плотничать. Нам нужно привести в порядок дом и сад, залатать крышу, если потребуется. Надо пройти и все осмотреть, а потом решить, какой закупить материал.

Капитан разворачивается пораженный моими словами до глубины души.

– Вы хотите… – и он сухо сглатывает, а потом кивает: – хорошо.

– Осторожнее, ваше высочество, – предупреждает Эрт, когда я заглядываю в погреба, перегнувшись через перила.

Запасов еды немного. Нужна провизия. Ройсы явно не рассчитывали, что сюда сунется целая принцесса со свитой и охраной. Кстати, господин Ройс записывал по ходу осмотра все, что пригодится для ремонта, и в конце концов набежал солидный список.

– Нужно ехать в деревню, – заключаю я.

Как бы я ни оттягивала этот момент – ехать действительно надо. У меня не так много времени до приезда мужа, а значит придется действовать по ускоренной программе. Я боялась даже думать о побеге, но, если другого выхода не будет, я должна рассмотреть и этот вариант. Ничего нельзя исключать. А значит, мне нужно знать, где можно спрятаться и как именно бежать.

– Куда? – тотчас ошарашенно переспрашивает капитан.

– В деревню, – невозмутимо повторяю я. – Как она называется, кстати?

– Рьен.

– Как и замок?

– Да. Как и местная река.

Не очень-то креативными были предки Реигана.

Я чувствую на себе недовольный взгляд Эрта. Глаза у него темно-серые, и сейчас в них пылает страшное негодование. Но не только. Еще и какое-то недоумение, будто я решительно отличаюсь от того образа, который он знал раньше.

– Ваше высочество, – говорит он терпеливо: – Жители Рьена могут отнестись к вам без должного… гм, почтения. Слава о вас ходит, – и подбирает слова, напряженно сдвигая брови: – нехорошая. Я дам указания своим людям, и они привезут все необходимое.

По началу мне хочется согласиться, но пойти на поводу у собственной трусости – значит сдаться. А я упрямая. Я привыкла все решать сама. Кроме того, я жить хочу, а в замке гнить – это не жизнь.

– Я поеду, – говорю я спокойно.

И уже спустя десять минут мы с Элизабет погружаемся в экипаж. А спустя пятнадцать минут бесконечной тряски по ухабам останавливаемся на деревенской площади, где врыт в землю столб.

– Что это? – спрашиваю, глядя в окошко.

– Позорный столб, – отвечает Элизабет невозмутимо. – Для наказаний. Крестьяне – это же скот, Анна. Они ничего не понимают без кнута.