А затем они, выполнив все приказы, с искренним изумлением смотрят, как я провожу первичную хирургическую обработку раны. И хоть я весьма ограничена в подручных инструментах, я вполне могу иссечь некротизированные ткани, чтобы избежать нагноения. Рана, конечно, у Эмсворта неприятная: от ребер до тазовой кости наискосок, будто кто-то полоснул мечом. Но не настолько глубокая, чтобы пострадали органы. Но за брюшину частично ушла.

Пока я вожусь с раненным, который едва дышит, капитан Эрт время от времени заглядывает в гостиную, и, наверно, считает, что я совсем рехнулась. А я, словно слепой котенок, без диагностического оборудования не могу провести достаточную ревизию раны и понять, скопилась ли кровь в брюшной полости. И боюсь, что пациент умрет. Промучается и погибнет, потому что здесь нет антибиотиков и антисептиков. И даже нормального инструмента – вообще, ничего. Дренаж не поставить, рану нормально не ушить – все это вгоняет меня в панику. И злость.

В современной медицине используется целый набор разных игл, а я вынуждена довольствоваться швейной – той, что госпожа Ройс штопает носки. Предварительно пришлось иглу закалить и согнуть в виде полумесяца. И каждый стежок, я до смерти боялась, что игла сломается.

Вожусь с раненным до самого вечера.

На живот нужно положить холод, но где же взять лед?

Эмсворт дышит неровно и иногда стонет. Сознание путается. Крови он потерял немерено.

Он для меня пациент, в первую очередь. А для Эрта, кажется, – крупная неприятность.

– Кровь летучих мышей хорошо помогает для таких ран, – говорит госпожа Ройс, убирая окровавленную ткань и одежду.

– Обойдемся в этот раз, – устало улыбаюсь я, изумляясь такому невежеству.

– Как вы ловко управились с этим, ваше высочество, – робко произносит она. – Я такого не видала ни разу. Умаялись, наверно?

Я вновь смотрю на раненного, раздумывая о том, каких проблем мне будет стоить его спасение.

– Я бы поела чего-нибудь, – говорю кухарке: – Принесите, пожалуйста, сюда.

Принцессам можно есть, где вздумается. Большая гостиная вполне подходит. И неважно, что здесь давно не было ремонта: камин старый и черный от копоти, оббивка мебели поизносилась, а портьеры выцвели от солнца. Это совсем не портит мой аппетит.

Пока я ем, слежу за Эмсвортом.

Без антибиотиков будет тяжело. Несмотря на все усилия, он может погибнуть.

А сколько еще таких, как он? Умирающих из-за жестокости Реигана? Искалеченных войной?

Я сажусь в кресло и прикрываю веки, приказав Софи следить за состоянием Эмсворта.

Только бы не было заражения, перитонита и сепсиса.

Как этот граф добрался из столицы до Рьена, не представляю. А, главное, – зачем?

Медленно засыпаю – слишком насыщенным был день. Мой первый день в Рьене.

Я проваливаюсь в сон, почти сворачиваясь на кресле клубочком, опустив голову на подлокотник. Тону в мягких волнах тревожных сновидений, пока вдруг не слышу заунывные рыдания Элизабет.

– … она ничуть не исправилась… – раздаются стенания моей фрейлины. – Стало только хуже. Она совсем обезумела, ваше величество! Сама на себя не похожа! Она ездила в деревню… с солдатней сидела за одним столом!

– … о, боги… – отрывисто раздается другой голос, мужской, очень знакомый. – Посмотрите на это, ваше величество. Это шов, – и озадаченно: – Принцесса Антуанетта собственноручно заштопала графа Эмсворта, которому вы вспороли брюхо.

Кажется, это Алан.

Черт, точно он.

– Недостаточно глубоко, – а вот этот голос, рычащий и злой, я узнаю мгновенно.

Реиган.

Неужели он самолично шел по следу Эмсворта, и когда тому удалось ускользнуть, преследовал его до самого Рьена?

Я дергаюсь и подскакиваю в кресле. «Проснись, Виннер, тебе это снится!» – хочется закричать мне. Едва мой рот распахивается в ужасе, я встречаю спокойный и даже слегка задумчивый взгляд принца. Его красивое лицо, глаза цвета штормового моря, ввергают меня в самую настоящую панику – красота этого мужчины спорит лишь с его жестокостью.

Он сидит в кресле напротив, небрежно опустив ладони на подлокотники. Одет по-военному, на нем генеральский мундир с воротником-стойкой и высокие сапоги для верховой езды. А у этих сапог трясется от плача Элизабет. Она сидит на полу, в ворохе своих пышных юбок и, кажется, сдает меня с порохами.

– Что-то еще, леди Голлен? – холодно спрашивает Реиган у фрейлины, но смотрит на меня.

Видит, что я проснулась, но никак не реагирует. За всю земную жизнь я лишь несколько раз сталкивалась с такими людьми, – непробиваемыми, высокомерным, со своей серой моралью. И, скажу откровенно, старалась держаться от них подальше. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на всяких придурков.

– Пожалуйста, ваше величество, позвольте вернуться ко двору, – хнычет Элизабет и смотрит на черноволосого «демона» с таким чувством, что сразу ясно – готова на все.