А сейчас, когда Юрка спит, как раз такой шанс представился. Возможно, она меня поймет. Хоть немного…

– Амир, слушай, твои семейные… хм… истории – это слишком для меня. Давай, их оставим. Надеюсь, ты найдешь способ во всем разобраться. А Динару Ибрагимовичу я желаю скорейшего выздоровления и выхода на свободу, - на корню обрывает мои надежды.

Проводит грань, за которую мне хода нет. Она не хочет слушать. Не будет больше расспрашивать, четко улавливаю это по ее взгляду.

– Милан, мы ведь можем хотя бы быть друзьями? Я бы с Костей ближе познакомился. У него первичные эмоции были, он злился. А как успокоится, я попробую с ним общий язык найти, - подхожу с другой стороны.

У меня нет уверенности, что это мой сын. Я не знаю. Хоть и очень хочу верить и, наверное, чувствую. Но и сомнения имеются. Хотя это все не важно, он отличный парень, добрый, раз в своем возрасте столько времени на бездомных животных тратит, как лев мать защищает. Таким сыном можно гордится, только я права не имею. И даже подтверждения, что он мой.

– Нет. Мы не будем друзьями, - спокойный ответ. Она безжалостно своим скальпелем отрезает все, любые попытки, надежды.

Ничего в ней не дрожит. Нет боли, сожалений, только жалость…

Я жалок в ее глазах.

Заслужено.

И пока я не исправлю этого, ничего не изменится.

Ведь Милана даже с отцом мне попыталась помочь, пока я сидел в растерянности сбитый с толку жуткой новостью.

Ведь это сто процентов Фролов устроил. Чтобы наглядно продемонстрировать свою власть.

Он бесится и вот результат. Ударил. Фролов долго не раздумывает, карает сразу.

А я уже привык принимать удары, и отвык их отбивать. Слишком долго и много жизнь пинала.

А как к такому как я можно что-то испытывать? Если сам себе противен? Если не могу отстоять дорогих мне людей? Кто я после этого?

Стою у окна и гоняю мысли. Думаю, как решить ситуацию, как доказать Миле, что я чего-то стою, и о Юрке позаботиться.

Виноват, как я перед ними всеми виноват. Юрка, Милана, отец, Костя, даже Тая…

– Лучше не изматывай себя сожалениями, - нарушает молчание. – Ребенок чувствует твое состояние, оно ему передается. А твои душевные терзания Юре сейчас ни к чему.

Будто мысли мои прочитала, что корю себя за поступки. Угрызения совести поедом жрут. Нет от них спасения. Ничего не исправить в прошлом. И не знаю, как вывезти все в настоящем.

Знаю, что родственные мы души, раз так меня чувствует. Только отгородилась стеной, пока мне ее не пробить.

– Это сложно, Мил…

– Ради сына все возможно, - отрезает.

И ведь не поспоришь. Вон какого пацана вырастила… Не то, что я… Снова углубляюсь в самобичевание.

Так много хочу ей сказать, а она слушать не хочет.

За ночь Юрка несколько раз просыпается. Милана четко следит за его состоянием. С такой нежностью с ним разговаривает, что сердце кровью обливается. Сын никогда не знал женской ласки. Няньки не в счет. Они за бабло. Хоть я и старался выбирать лучших. Но матери у Юрки никогда не было. Для него это слово равносильно Горгоне.

Утром мне звонят с тюремной больницы. Отца прооперировали. Он в реанимации. Угроза остается, но динамика положительная. Говорят, что врач из самой дорогой клиники в городе приехал. Его пропустили по разрешению сверху.

Как у нее это получилось? Слов нет…

– Милан, спасибо тебе огромное. Отца успешно прооперировали. Если бы не ты…

– Не надо «если бы», Амир. Все обошлось и хорошо, - снова ледяной спокойный голос. Даже моя благодарность ей не нужна.

Больно. Заслужено.

– Юрочка, я сейчас уйду. Ты будешь с папой. А вечером, я снова к тебе загляну, - говорит моему сыну после укола. – А еще с тобой Света будет. Тебе же она нравится? И Кирилл.

– Ангел, ты ведь вернешься? – сын смотрит на нее с отчаянной надеждой.

– Непременно.

– Я буду послушным. Буду тебя очень-очень ждать, - тянет к ней свою ручку.

Грудину давит, разрывает на куски от этой картины. От понимания, что сын привязался к женщине, которая знать меня не желает.

Милана дает мне указания. Просит сразу звонить, если что не так. И уходит, послав Юрке воздушный поцелуй.

Невероятная женщина. Зависаю, любуясь ей.

– Пап, а давай ангела себе оставим? – огорошивает меня сын.

– Ох, Юрик, я бы с радостью, - сажусь рядом с сыном.

– Она меня полюбит. Я буду очень послушным!

– Она тебя уже любит, - тру глаза.

Это невыносимо.

В палату входит Светлана. Сразу к моему сыну подходит. Мило с ним щебечет. Юрка улыбается, отвечает ей.

Парадокс. Будучи здоровым, я редко видел дома его улыбку. А в больнице, после операции он улыбается, болтает с персоналом. К каждому нашел подход.