Эдвард Хох

Загадка восьмиугольной комнаты

Старый доктор Сэм Хоторн открыл дверь на второй звонок и замер, ослеплённый безжалостным заходящим солнцем. Он сразу же узнал прибывшего к нему человека, хотя они не видели друг друга уже пятьдесят лет.

— Заходите, заходите! — пригласил он. — Много воды утекло, не так ли? Столько лет с того дня в Нортмонте. Нет-нет, вы мне не помешали. На самом деле, я ожидал в гости кое-кого другого — человека, который часто ко мне заглядывает послушать истории давних дней. Забавно, я ведь как раз хотел сегодня рассказывать ему о вас, и обо всех остальных, обо всём, что произошло в день свадьбы шерифа Ленса. Я часто вспоминаю эту историю, знаете ли. Среди всех старых загадок, которые я тогда помогал раскрывать, дельце с восьмиугольной комнатой — единственное в своём роде. Хотите послушать, как оно выглядело с моей точки зрения? Отлично, отлично! Садитесь-ка вот сюда и позвольте мне предложить вам — ах — небольшое возлияние. Мы теперь оба старики, и немного шерри полезно для кровообращения. Или, может, найти вам что-нибудь покрепче? Нет? Вот и славно. Как вы помните…

* * *

В декабре 1929 года (начал доктор Сэм Хоторн) погода в Нортмонте стояла очень мягкая. К субботе, четырнадцатому, дню свадьбы, у нас вообще не выпало снега. В действительности, как я припоминаю, день был даже солнечным, с температурой около шестидесяти[1]. Я поднялся рано, поскольку шериф Ленс попросил меня быть его шафером. Мы стали близкими друзьями за мои годы в Нортмонте, и хотя он был почти на двадцать лет меня старше, ему всё равно нравилась идея, чтобы я сопровождал его на свадебной церемонии.

— Сэм, — признался он мне раньше, — это произошло в октябре, в тот день на почтамте. Там я понял, как сильно люблю Веру Брокк.

Вера была нашей почтмейстершей, решительной, солидной женщиной за сорок, прежде возглавлявшей почтамт в универмаге, а теперь получившей собственное здание. Вера никогда не была замужем, а шериф Ленс был вдовцом без детей. Взаимное сочувствие и свело их вместе больше, чем что-либо ещё, и теперь обратилось в любовь. Я не мог нарадоваться за них обоих.

В Вере Брокк, как выяснилось, скрывалась тайная сентиментальность. Она сказала шерифу Ленсу, что хочет сыграть свадьбу не где-то, а в знаменитой восьмиугольной комнате Иден-Хауса, потому что её родители поженились в восьмиугольном доме на Кейп-Коде[2] сорок пять лет тому. Однако шериф был человеком религиозным, даже если это проявлялось нечасто, и он хотел провести церемонию в баптистской церкви, на чём он настаивал с самого начала. Они не могли прийти к соглашению, пока я не решил проблему, уговорив священника, доктора Томпкинса, который неохотно, но всё же согласился осуществить обряд в восьмиугольной комнате.

Иден-Хаус был красивым старым домом на окраине города. Его возвёл Джошуа Иден в середине 1800-х, в разгар так называемого «восьмиугольного безумия», поразившего всю нацию, но особенно процветавшего в провинциальном Нью-Йорке и Новой Англии. Восторг перед восьмиугольными домами побудил его соорудить зеркальную восьмиугольную комнату на первом этаже своего нового дома. Конструкция была весьма проста. Он взял большую квадратную комнату, изначально предназначавшуюся под кабинет, и поместил в каждый из четырёх углов по зеркальному шкафу, занимающему всю высоту от пола до потолка. Ширина зеркальных стен совпадала с размерами участков стены между ними, так что формой комната представляла собой правильный восьмиугольник. Входя в комнату через её единственную дверь наружу, вы оказывались напротив большого солнечного окна с южной стороны дома. Стены по левую и правую стороны, между зеркальными сегментами, были увешаны гравюрами девятнадцатого века с изображением спортивных состязаний. Это была странноватая комната, но весёлая, если не обращать внимания на зеркала.

Каждая из зеркальных дверей скрывала за собой по шкафу с полками во всю высоту. Там хранились книги, вазы, скатерти, посуда, фарфор и вообще все мелочи, что обычно можно встретить на полках. Комната сама по себе была практически пуста, за исключением крошечного столика возле окна, на котором всегда стояла ваза со свежими цветами.

По крайней мере, так было, когда я явился осмотреть её за несколько дней до церемонии. Моим гидом выступал юный Джош Иден, внук архитектора, приятный молодой человек, осознающий всю значимость традиций для нортмонтцев. Он отпер толстую дубовую дверь комнаты и открыл её на себя.

— Как вы знаете, доктор Сэм, мы время от времени сдаём восьмиугольную комнату для свадеб и частных вечеринок. Такое прекрасное место должно служить всему обществу, а свадьба шерифа заслуживает только лучшего.

— Я слишком молод, чтобы разбираться в восьмиугольных домах, — признался я.

Он только усмехнулся.

— Я ещё на год или два моложе, но постараюсь вас просветить. Восьмиугольная форма была и функциональной, и удобной, но важную роль играли ещё и предрассудки. Считалось, что злые духи любят скрываться в прямых углах, а восьмиугольный дом, полностью лишённый прямых углов, считался свободным от зла. Поэтому такие дома пользовались популярностью у спиритистов. На самом деле, говорят, что друзья моего деда проводили прямо здесь сеансы. Только мне кажется, духи, которых они вызвали, могли быть ничуть не добрее тех, от которых старались избавиться.

Я посмотрел на него.

— В комнате есть привидения?

— Если верить старинным слухам, — сказал он с усмешкой.

Он показывал мне забитые шкафы и вид из окна, пока мы обсуждали детали предстоящей свадьбы. Прежде чем мы ушли, я заметил, как он проверяет, заперто ли окно изнутри. Тяжёлая деревянная дверь была оснащена и замком, и засовом с внутренней стороны. Он не мог задвинуть засов, находясь снаружи, но замок он запер тонким и длинным ключом.

— Держите привидений под замком? — улыбнулся я.

— В этих шкафах можно найти ценные предметы старины, — объяснил он. — Я стараюсь держать комнату запертой, пока она не используется.

Жена Джоша, Эллен, встретила нас на парадной лестнице, спускаясь вниз с грудой грязного белья для прачечной. Её голубые глаза вспыхнули, когда она заметила меня.

— Здравствуйте, доктор Сэм! Я только думала, когда вы к нам зайдёте. Рада видеть вас вновь!

Она лучилась здоровьем, красотой юности и яркой жизнерадостностью, заставляя меня завидовать Джошу Идену. Они познакомились в колледже и поженились вскоре после этого. Несмотря на юный возраст, они казались мне примером людей, целиком и полностью контролирующих собственную жизнь. Отец Джоша, Томас, бросил семью после войны, решив остаться в Париже с танцовщицей, которую там повстречал. Бедная мать Джоша не перенесла потрясения, а эпидемия гриппа 1919 года окончательно оборвала её жизнь.