Катарина невольно рассмеялась:

— И все же ты любил его.

— Больше жизни. Боже мой, Катарина, мы должны были стариться с ним вместе, и я до седых волос еще заглядывал бы под седло, проверяя, нет ли там подложенных колючек. Как мог он умереть в далеком краю, окруженный чужаками?

— С ним был Дункан.

У Кэт перехватило дыхание от муки, отразившейся в глазах Локлана.

— С ним должен был быть я. Его старший брат. Это было моей обязанностью — всегда приглядывать за ним. Как я мог так его подвести?

— Ты не подвел. Ты его любил. Больше ты ничего не мог поделать.

Горец кивнул. В глубине души он знал, что девушка права. Но ноющее от боли сердце не желало с этим соглашаться. Оно хотело, чтобы Киранн вернулся, и никакие доводы разума не могли погасить эту боль или чувство вины.

С разрывающейся душой Локлан привлек Катарину ближе и приник к ее губам поцелуем, в который вложил всего себя. В этот миг он нуждался в ней так, как никогда ни в ком другом. Она отвела боль. Помогла ему ощутить радость того, что он еще жив.

Жаждая спасения, которое могла дать только Кэт, горец взял ее на руки и понес к кровати.

Катарина закрыла глаза, наслаждаясь ощущением объятий Локлана, с которыми ничто не могло сравниться. Горец нес ее нежно и словно защищая от чего-то. Это напомнило ей, как сильно он ее любит. И она любила этого человека каждой своей частичкой. Кэт захотелось поцелуями изгнать каждую унцию боли, испытанной им хоть когда-то, удовлетворить его так, как ни одна другая женщина.

Он сделал для Киранна все, что мог, Катарина это знала. В глубине души Локлан тоже это понимал. Рано или поздно он сумеет себя простить. Кэт надеялась на это.

Лэрд бережно уложил ее на постель. Их глаза встретились. Во взгляде Мак-Аллистера Кэт прочла глубокое переживание и уязвимость. Таким она еще никогда его не видела. Она готова была поспорить, что для Локлана это больше, чем просто слияние тел. Катарина отчаянно нужна ему, и это тронуло ее до самого сердца.

Горец стремился забыть все, о чем только что узнал, и Кэт хотела помочь ему в этом. Этот человек заслуживал гораздо большего, чем то бремя, которое нес на своих плечах все эти годы. Он заслужил счастье, смех, а еще любовь, выходящую за рамки его воображения. И Катарина собиралась подарить ему все это прямо сейчас. С завлекающей улыбкой она через голову стянула с Локлана тунику и небрежно бросила ее на пол.

Девушку так и подмывало прикоснуться пальцами к этой твердой, бугрящейся мышцами груди. Мак-Аллистер одновременно был и могучим воином, и исполненным нежности и заботы человеком. Боже, как же она его любила!

— Поцелуй меня, — попросил горец прерывающимся от желания голосом.

Кэт подчинилась, чувствуя, как его уста дразнят ее губы, приглашая их раздвинуться. Локлан целовал её так, словно он и она были единственными людьми на всем белом свете. Катарина даже не подозревала, что любовь может быть такой сильной.

Лэрд погладил щеку девушки. Он не сказал ничего, но Кэт и без слов знала, что с ее помощью его боль на время отступила. В этот момент горец не думал о своем брате. Он думал лишь о них двоих.

Девушка коснулась пальцем щеки любимого и игриво поскребла ноготком щетину на его лице. Как ей нравилось это ощущение! Кожа Локлана была так непохожа на ее собственную — мужская, грубая. Рот Катарины наполнился слюной от желания лизнуть ее.

— Знаете, милорд, — поддразнила она, — за всеми последними событиями, кажется, вы забыли о бритье. Эта щетина чересчур длинна для моего занудного господина.

Мак-Аллистер наклонился и ткнулся лицом в ее шею так, что жесткие волоски на его щеке, дразня, защекотали кожу Кэт, отчего по всему ее телу побежали приятные мурашки.

— Неужели? — А я-то думал, ты предпочитаешь видеть меня таким же диким и неукротимым, как ты сама.

Катарина, не сдержавшись, рассмеялась:

— В этом есть своя прелесть, но есть еще так много всего, что я нахожу в тебе очаровательным, Локлан Мак-Аллистер.

Горец снова потерся щетиной о ее шею и, склонившись еще ниже, замер и насмешливо шепнул на ухо Кэт:

— И я нахожу очень многое в тебе неотразимым.

— Например?

Глаза шотландца, разглядывающие девушку, насмешливо сверкнули.

— Уши.

Катарина непонимающе наморщила лоб: что такого привлекательного Локлан нашел в этой части тела?

— Уши?

— Да. Они такой изысканной формы.

Горец поцеловал ее в мочку уха, и тепло его дыхания послало вдоль позвоночника сладкую дрожь.

— Так ты любишь меня за мои уши? — спросила Кэт.

Мак-Аллистер улыбнулся: