— Ты наглая девка, — произнес он.

— А ты — тупой болван, — не осталась Катарина в долгу.

Шотландец посмотрел на Локлана отрешенным взглядом и покачал головой.

— Помоги тебе господь, человек, если это твоя женщина. Лучше бы ты позволил мне выпустить тебе кишки и спасти от ее языка.

Локлан пожал плечами.

— Мне этот язычок вполне по душе. Я нахожу, что часто в ее словах много правды.

Шотландец протянул руку и нежно коснулся лица Катарины. Взгляд его едва заметно смягчился.

— Я уже и забыл, какой гладкой может быть кожа женщины.

Он уронил руку, повернулся и медленно направился к камину.

Локлан, нахмурившись, посмотрел на Пустельгу. Тот пожал плечами. А Разиэль между тем подошел, чтобы поднять с пола меч хозяина.

Внезапно густой низкий голос Шотландца наполнил комнату:

— Киранн умер, чтобы сохранить мне жизнь, какой бы она ни была, — он горько рассмеялся, а затем сморщился, словно это причинило ему невообразимую боль. — Он принял на себя предназначавшийся мне удар клинка и умер на моих руках, кашляя кровью и умоляя попросить у тебя за него прощения.

Шотландец уперся одной рукой в каминную полку.

— Он сказал, что хочет, чтобы ты знал: он сожалеет о сказанном тебе в вашем последнем разговоре. Киранн вовсе так не думал. Это были безрассудные и жестокие слова. И еще он хотел, чтобы ты знал: он любил и уважал тебя.

Замолчав, Шотландец устало вздохнул и продолжил:

— В тот последний год, который мы провели в темнице, он хотел только одного: вернуться домой и снова увидеть всех вас. Вновь и вновь он повторял, что милосердный Бог не позволит, чтобы последние слова, сказанные им его братьям, были такими жестокими. Именно поэтому Киранн не покончил с собой в тот день у озера, хотя ему больше не хотелось жить. Но у него не хватило смелости снова посмотреть тебе в лицо. Он просто хотел, чтобы эта боль закончилась. Он не хотел увидеть осуждение в глазах вашей матери и разочарование в глазах своих братьев. Это было больше, чем он мог вынести.

Локлан стиснул зубы, чувствуя, как каждое произнесенное шепотом слово отдается в его сердце, словно удар молота. Ему отчаянно хотелось заплакать по брату, которого он так любил и которого надеялся снова найти.

Он был среди чужих людей, и только это помогало сохранить внешнюю невозмутимость. Однако в душе он снова кричал от боли… Так же, как и в тот день, когда обнаружил у озера меч и плед Киранна.

И вновь ему предстояло вернуться к матери с горькой новостью о смерти ее сына. Как же не хотелось этого делать! Но, как сказала Катарина, он не был трусом, а такие новости должен принести только член семьи.

— Благодарю тебя, — произнес Локлан, сглотнув ком в горле, — за то, что пытался его спасти. За то, что был с ним, когда меня не было рядом.

Дункан повернулся, и когда их взгляды встретились, Локлан понял, что их связывают и кровные узы, и любовь к Киранну.

С глазами, затуманенными непролитыми слезами, лэрд протянул руку своему новому брату.

— Я понимаю твою ненависть ко мне. Но если тебе когда-нибудь что-то понадобится, дай знать, и я приду.

В течение нескольких ударов сердца Дукан смотрел на протянутую руку, а затем взял ее и притянул брата в свои объятия:

— Он любил тебя, Локлан. Мне было ненавистно то, как много ты для него значил. Как много значили вы все. Я знал, что и в половину не так хорош для него, как вы. По крайней мере, я так считал, пока он не умер за меня. И тогда уже было слишком поздно… Никогда не должно быть слишком поздно для таких вещей.

Локлан похлопал Шотландца по спине, чувствуя, как и его самого душит скорбь.

— Сводный или полнокровный — неважно. Брат — всегда брат.

Дункан зарылся рукой в волосы Локлана, затем подался назад и уткнулся лбом в лоб брата. С гримасой страдания он отпрянул и направился к двери.

— Вы можете отдохнуть здесь, если хотите, — произнес он и поднял капюшон своего плаща.

— Разиэль! — добавил Шотландец раздраженно. — С меня хватит разговоров. Не желаю. Больше не беспокой меня этим вечером.

Локлан шагнул к брату, но Разиэль преградил ему путь, и Дункан вышел из комнаты.

— Не мучайте его больше, — сказал сарацин низким гортанным голосом. — Ему больно говорить и еще больнее двигаться. Хозяину сейчас необходим отдых, и он не хочет, чтобы кто-либо видел его, когда он так страдает. Прошу вас с подобающим уважением отнестись к его чувству собственного достоинства.

Локлан жаждал получить больше ответов, но понял Разиэля и вместо этого спросил:

— По мне, ты не выглядишь, как слуга. Почему ты так повинуешься Дункану?

— Ради меня он отказался от своего лица, когда я был всего лишь презренной собакой. Теперь я готов для него на что угодно.

— Разиэль также один из немногих людей, которым Шотландец доверяет, — негромко промолвил Пустельга и покачал головой. — Так, значит, выжил тогда Дункан. Теперь мы точно это знаем.

Катарина наморщила лоб и спросила у Локлана: