Месье Бьенассис, именно так звали этого достойного представителя власти, охотно согласился.

Мы прошли по длинному темному коридору, и подошли к двери, которую в темноте почти не было видно. Один из агентов зажег лампу, а рабочий, которого комиссар привез с собой, разбил замок быстрым ударом молотка.

Порыв ледяного ветра ударил нам в лицо.

– Ха! – прорычал позади меня один из полицейских. – Он мог бы, по крайней мере, закрыть окно перед тем, как уйти.

– Гюстав, – сказал месье Бьенассис, обращаясь к мужчине позади него, – зажгите свечу и закройте окно.

Полицейский сделал, как ему сказали. Мы вошли в комнату мансарды, даже меньшую, чем у Максимилиана. Единственной мебелью там служили: стол, два стула и кровать, на которой лежал отвратительный соломенный матрас. В одном углу комнаты мы смогли разглядеть небольшой сундук с замком. Комиссар сел за стол и разложил несколько бумаг, достав их из большой папки. Приглашающим жестом он дал понять Максимилиану, что ему надлежит сесть рядом с ним, затем он сделал знак одному из своих людей, который подошел к двери.

– Приведите ответчика, – крикнул слуга закона.

Я стоял позади мистера Хеллера. В коридоре послышались шаги, а затем в дверном проеме появился бледный мужчина с диким взглядом и взъерошенными волосами. Двое полицейских держали его за подмышки.

– Подойдите ближе! – приказал месье Бьенассис, внимательно наблюдая за вновь прибывшим через очки в золотой оправе.

С помощью двух офицеров мужчина сделал несколько шагов в комнату.

– Вас зовут Жан-Луи Герэн? – спросил комиссар.

Несчастный недоуменно посмотрел на полицейского.

– Были ли вы в течение последней недели на службе у месье Бреа-Ленуара?

Нет ответа.

– Известно ли вам о выдвинутых против вас обвинениях? – спокойно продолжил месье Бьенассис. – Вас подозревают в том, что вы отравили своего хозяина. Что вы можете сказать?

Обвиняемого судорожно трясло. Он несколько раз открыл рот, чтобы что-то сказать, но был парализован страхом, и звуки, исходящие из его горла, были неразборчивы.

– Послушайте, Герэн, – сказал комиссар, отворачиваясь от обвиняемого и делая вид, что разбирает лежащие перед ним бумаги, – мы не судьи и не палачи, и мы не хотим причинить вам вред. Здесь нужно говорить без страха. Вы можете говорить все, что хотите, но вы должны говорить. Вполне возможно, что вы невиновны, даже если обвинения против вас очень серьезные. Я должен предупредить вас, что ваше молчание и замешательство могут быть неверно истолкованы и использованы против вас. Признаетесь ли вы, что позавчера купили мышьяк у травника Легра?

Обвиняемый безуспешно пытался освободиться от державших его рук. Он видел, что его борьба бесполезна и побег невозможен. Слезы потекли из его глаз.

– Отпустите меня! – сказал Герэн голосом, прерываемым рыданиями. – Отпустите меня! Я невиновен. Клянусь, я честный человек. Спросите людей, спросите, кто я. Они скажут вам, что я честный человек. У меня бедная старая мать. Я приехал в Париж, чтобы заработать денег, потому что она больна и не может работать. Я убийца? Боже мой! Мой Бог!

Он попытался поднять скованные руки к небу, но внезапно силы покинули несчастного, и, если бы полицейские не удерживали крепко его под руки, он упал бы лицом вниз на пол мансарды.

– Положите его на кровать, – сказал месье Бьенассис, указывая на соломенный матрас в углу маленькой комнаты.

– Вы хотите сказать, месье, – произнес Максимилиан с горькой улыбкой, положив свою длинную тонкую руку комиссару на плечо, – что этот человек – убийца?

Бьенассис несколько удивленно обернулся и покачал головой.

– Ему предъявлены неопровержимые обвинения, – пробормотал он таким тихим голосом, что слышать могли только мы, – но я должен согласиться, что он не похож на преступника. У нас не может быть двух вариантов: либо этот человек совершенно невиновен, либо он подлый злодей и замечательный актер.

Комиссар сделал знак одному из офицеров приглядывать за Герэном на случай, если обморок был симулирован. Затем он обратился к слесарю, стоявшему рядом с ним в ожидании приказа.

– Откройте сундук, – сказал он ему, – и давайте поторопимся.