Шрифт:
Я взял моего пациента за руку. Она была холодной, пульс бился ровно. Я посмотрел ему в глаза и был поражен его спокойным и решительным выражением лица. Невозможно описать словами то чувство счастья и благодарности провидению, которое захлестнуло меня.
Меня поразила правда, которая читалась в ясном взгляде Максимилиана. Я улыбнулся, вспомнив, какой горечью были пропитаны его слова, когда философ тщетно пытался скрыть свои истинные чувства. На такую щедрую решимость его вдохновила не непримиримая ненависть к обществу и его законам, а жертва, поставленная на его пути Богом. Она нуждалась в утешении, невинный должен был быть спасен из рук палача.
Сердце мизантропа растаяло от жалости перед лицом несчастного бедолаги, на которого вот-вот обрушится человеческое правосудие. Благодаря этому благородному намерению его жизнь получила направление и цель. Сильная и таинственная связь теперь воссоединила его с миром, от которого он так резко отделился в один миг гордыни или, возможно, тоски.
Я отпустил его руку, которую задержал на несколько мгновений в своей и подумал: «Слава Богу, Максимилиан будет жить».
Хеллер открыл небольшой шкаф и достал длинный коричневый сюртук и довольно старомодную шляпу. Философ, казалось, не заботился об элегантности.
– Скоро полдень, – заметил он, как бы объясняя явное нетерпение, которое читалось в каждом его жесте, – может быть, нам стоит отправиться в путь?
– Хорошо, – ответил я, – у нас будет достаточно времени, чтобы осмотреть место преступления.
– Это очень важно, – пробормотал философ, открывая мне дверь.
Мы остановили проезжающий экипаж и уже через полчаса оказались у дома №102 по улице Кассет. Я позвонил у входа и вскоре тяжелые въездные ворота открываясь с глухим стуком покатились на петлях. Нашему взору открылся сырой, плохо вымощенный двор, настолько заросший травой, что вполне мог бы служить пастбищем.
Сзади возвышалось большое четырехэтажное здание, окна которого были закрыты ставнями.
Пройдя пять или шесть длинных ступеней, мы подошли к дубовой двери. Толстая железная проволока, протянувшаяся через двор, открывала въездные ворота без необходимости покидать здание, напоминавшее мрачную крепость.
Максимилиан поднял и уронил тяжелый железный молоток, служивший звонком, заставив гулом содрогнуться длинные коридоры. Внезапно распахнулась дверь, и мы увидели маленького старичка, худощавого и стройного в коротких штанах, который блуждающим взглядом осматривал причудливую одежду и еще более причудливое лицо философа.
– Месье, – обратился я к нему, чтобы успокоить тревогу в его глазах, – доктор Б. не смог присутствовать на экспертизе и послал меня вместо себя.
– Хорошо, – ответил старичок, открывая дверь, чтобы впустить нас, – бедный месье Бреа-Ленуар был таким хорошим хозяином. Он так боялся быть убитым. Ужасно, правда? Пожалуйста, будьте любезны, подождите. Когда приедут служители закона, я позову вас.
Он провел нас в большую комнату, увешанную старыми гобеленами, узоры которых почти полностью стерлись. Четыре окна выходили в темный печальный сад, засаженный большими деревьями и окруженный увитыми плющом стенами.
Философ подошел к одному из окон и прижался бледным лбом к стеклу.
Так он оставался минут десять, я только молча смотрел на него, прогуливаясь по залу. Тело Хеллера было охвачено лихорадочным нетерпением, его лоб сморщился, а глаза были неподвижны и сияли.
Вскоре в коридоре раздались тяжелые и неровные шаги. Максимилиан быстро поднял голову, малейший шум производил на него сильное впечатление.
Дверь, ведущая в сад, отворилась, и послышался хруст песка. Плотного телосложения седовласый мужчина с сутулым телом быстро прошел под окнами.
При виде этого человека философ вздрогнул и резко отпрянул в сторону, как будто наступил на змею.
– Что с вами? – спросил я, удивленный его странной реакцией.
– Ничего... ничего, – ответил он приглушенным голосом, – думаю, просто яркий свет ослепил меня.
Он снова занял свое место у окна и проследил за незнакомцем, который пересек сад по диагонали и вышел через дверь, скрытую под плющом. Мы подождали еще несколько минут.
Вскоре в дверях появилась бледная фигура управляющего месье Проспера.
– Вы звали меня? – робко спросил он.
Этому пожилому человеку явно хотелось завязать с нами беседу, да я и сам был бы не против задать ему пару вопросов.
– Здесь душно, – сказал я, – не могли бы вы открыть окно.
Он забрался на стул с проворством белки и выполнил то, что я просил.
– Уже час! – произнес старичок, взглянув на большие медные часы, стоявшие на каминной полке. – Что-то представители жандармерии опаздывают.
– Скажите откровенно, месье управляющий, – начал я, глядя ему прямо в глаза, – вы думаете, что арестованный человек виновен?