Он посмотрел вниз на лежащего без сознания человека:

– Как нанесли удар?

Доктор пожал плечами.

– Похоже, традиционным тупым орудием. По ране мало что можно сказать. Кожа порвана и довольно сильно. Таким образом, оружие было, вероятно, тяжелым и металлическим. Выбирайте любое от рукоятки пистолета до куска трубы – ваше предположение будет не хуже моего.

Двое мужчин не были одни в коридоре. В отдалении стоял Перретт, тревожно посматривая на них. А со старшим инспектором прибыла немногочисленная группа помощников.

– Мы послали за машиной скорой помощи,– сказал Касл. – Я... Отлично! Это, должно быть, они.

К настоящему времени театр был залит светом. Подошло двое мужчин в халатах и с носилками. Они осторожно переложили раненого.

Касл молча наблюдал за ними.

Внезапно он встрепенулся:

– Ого! А это что?

Он пристально разглядывал маленький предмет на полу, до этого скрытый телом Бейли.

Полицейский хирург раздраженно заметил:

– Бейли нужно доставить в больницу как можно скорее!

– А?– Касл повернулся к нему. – 0, уносите его, ради Бога. Не хочу вас задерживать. Но что вы на это скажете?

Доктор подал знак санитарам, которые двинулись к машине, унося бесчувственного человека. Полицейский врач посмотрел в направлении, куда указывал палец Касла:

– Обычная расческа,– ответил он.

– В необычном месте – под телом раненого,– проворчал Касл. – Чья она? Не Бейли. Не Перретта.

– Откуда вы знаете?

– На ней монограмма. Взгляните на инициалы.

Оставив полицейского хирурга рассматривать находку, Касл сделал несколько шагов вперед и просунул голову в дверь уборной:

– Пенрин! Подите сюда!

Детектив-сержант повиновался. Его начальник указал на расческу:

– Видите? Хочу проверить ее на отпечатки пальцев.

– Есть, сэр. – Роберт Пенрин вызвал двух человек из уборной и дал им инструкции. Затем он вновь повернулся к Каслу: – Сэр, здесь кое-что есть, вы должны посмотреть...

– О, очень хорошо. – В грубоватом тоне старшего инспектора слышалось удовлетворение. Он переступил порог: – Что? Что такое? Я... Вот как!

Его глаза сузились, зубы сжались.

Фотография Майкла Трента больше не висела на старом месте на стене. Поломанная рамка с разбитым стеклом лежала на туалетном столике, а сама фотография оказалась вырвана и брошена на пол.

– Так, так,– задумчиво пробормотал Касл.

Пенрин ответил на невысказанный вопрос:

– Мы проверили фрагменты. Никаких опознаваемых отпечатков – все смазаны. Полагаю, наш человек носил перчатки.

– Ему они в любом случае понадобились бы, чтобы защитить руки. – Касл рассматривал осколки стекла и разбитую рамку. – Но что, черт возьми, он делал?

– Думаю, он искал что-то, что было спрятано за фотографией,– сказал Пенрин.

Касл медленно кивнул:

– Лесли Кристофер могла скрывать в рамке за фотографией какой-нибудь важный документ. Ее убийце, возможно, он понадобился. Но он не мог достать документ, пока мы были здесь...

– Поэтому он вернулся сегодня ночью,– нетерпеливо продолжил Пенрин. – Он хотел войти в театр, взять, что нужно, и уйти незамеченным. Но Бейли, должно быть, услышал его...

– И получил по голове,– мрачно закончил Касл,– прежде, чем смог узнать нападавшего. Наш неизвестный друг – опасный парень.

– Или женщина.

– А?– Касл удивленно покрутил головой. – Полагаю, возможно, что противник Бейли – женщина. Но очень маловероятно.

Пенрин улыбнулся:

– Я пытался оставаться объективным.

– Это правильно,– проворчал Касл. – Но, рискуя тем, что подаю вам плохой пример, готов утверждать, что именно мужчина, который убил Лесли Кристофер, проломил голову Бейли. И, черт побери, я столь же уверен в его имени, как в своем собственном.

– Майкл Трент?– осторожно спросил Пенрин.

Прежде, чем его начальник смог ответить, позади них раздался гневный голос:

– Это – самое дурацкое утверждение, которое я когда- либо слышал!

Через дверной проем прошаркал Том Перретт. Его лицо пылало от гнева:

– Майкл Трент – не убийца. Он – один из самых добрых, самых вежливых, самых щедрых людей на свете. О, я знаю,– он поднял ладонь,– он не святой! Просто дьявол с женщинами и слишком много пьет. Но он не чертов убийца!

Старший инспектор прикусил губу. Он проклинал себя за неосторожные слова, которые подслушал сторож.