Ну, допрос, так допрос. Я нырнул в своё тело и открыл глаза, глядя затуманенным взглядом на пришедших гостей. Мужчина в цивильном костюме присел на стул возле моей кровати и раскрыл свою папку. Достав оттуда бланк протокола допроса, он посмотрел на меня и даже вежливо поздоровался:

— Здравствуйте, Максим Александрович! Моя фамилия Малышев. Я следователь. И Ваше дело теперь веду я.

Я смотрел на него, буквально, как баран на новые ворота. А в голове у меня, как рыба в аквариуме с кипятком, плескалась одна только мысль: «А откуда он знает, что я — Александрович?»

Глава двадцать пятая.

Испачканную совесть не отмыть. Но показывать свою совесть вообще никому не стоит. Пусть продолжают думать, что ты чист.

В этом сером мире мало ярких красок.

Как мишени в тире миллионы масок.

Я гляжу устало, улыбаясь мнимо,

В маски пешеходов, движущихся мимо.

Кто они такие? Мне неинтересно.

Говоря об этом, заявляю честно,

Что моя задача — выжить в этом мире.

Ну, а остальные — лишь мишени в тире.

19 августа. 1990 год.

СССР. Москва. НИИ им. Склифосовского.

— Я вижу, что вы удивлены? — спросил меня ушлый следователь.

— Не понимаю Вас. — вялым голосом, ответил я.

Показывать ментам, что я на самом деле гораздо бодрее, чем выгляжу, я не собирался. Пока что делаю вид, что мне так хреново, что я аж кушать не могу…

— Я заметил, как Вы удивились, когда я назвал Вас по имени-отчеству, Максим Александрович.

— А я разве «Максим Александрович»?

— Ну а как же. Судя по отпечаткам Ваших пальчиков, что нашлись в нашей базе, Вы Шварц Максим Александрович, шестьдесят восьмого года рождения, уроженец города Москвы. А ещё вы в розыске, Максим Александрович.

— За что? — с наивностью в голосе спросил я.

— А Вы не помните, как убили собственную мать? И ещё несколько человек…

— Не помню… Когда это было?

Следак посмотрел в бумаги из своей папки, и продолжил.

— В августе восемьдесят второго в Москве, а потом ещё в сентябре убили милиционеров в Сочи.

— Простите! Но во-первых: Я этого не помню. А во-вторых: Уголовная ответственность за такие преступления наступает только с четырнадцати лет, а я только в середине октября восемьдесят второго года достиг этого возраста.

— Но троих молодых людей, вы убили совсем недавно. А сейчас вам уже гораздо больше четырнадцати. И, кстати, где вы скрывались всё это время…

— Не помню, чтобы я кого-то убивал… У меня была в детстве черепно-мозговая травма с частичной потерей памяти. И с тех пор, я периодически выпадаю из реальности, а воспоминания полностью стираются.

— Как в том кино? Тут помню, тут не помню…

— Да он издевается над нами. — влез в нашу беседу, молчавший до этого полковник.

— Да. — как бы вспомнил я. — Тут мне пару дней назад кто-то сильно по голове ударил. Я с тех пор даже имя своё вспомнил с трудом. Вот Вы, товарищ следователь, назвали меня Максимом. И я вспомнил, что действительно Максим. Но всё остальное, как в тумане.

— Дураком прикидываешься? — не унимался полковник.

— Зачем обзываетесь? — обиженно проканючил я. — Я человек больной на всю голову. А кто меня ударил по голове? Вы?

Это я спросил, обращаясь непосредственно к полковнику.

Красный, как рак полковник надолго замолчал, а потом развернулся и вышел из палаты. Ну а следователь продолжил задавать мне вопросы спокойным и «добрым» голосом. Но старая игра в «хорошего и плохого полицейского» не принесла ему никакой пользы. Как говорится: «Там, где вас учили, мы преподавали». Я же им не юноша бледный со взглядом горящим. Мне и не такое пришлось пережить в прошлой моей жизни. Так что, через некоторое время, я перебил следователя:

— Я, кажется, кое-что вспомнил.

— Что вы вспомнили, Максим Александрович? — оживился следователь.

— Со мною вроде бы была девушка… Где она сейчас?

— А кто она Вам? — вопросом на вопрос ответил следак.

— Не помню точно, но, кажется, что она мне не посторонняя. Ей не сделали ничего плохого?

— Нет, насколько я знаю. — поспешно ответил мне этот хитрый человек.

— А где она? Почему она меня не навестила здесь в больнице? Я очень хотел бы снова её увидеть. Может быть тогда я вспомню ещё что-нибудь…