— Нет, — отрезал я, пригвоздив его своим ледяным взглядом. — Нет, Рикардо, это ты послушай. То, что я буду делать с этого момента, не твоя грёбаная забота. Ты не хочешь иметь к этому никакого отношения? Хорошо. Убери отсюда свою уродливую задницу и оставь меня в покое. Ничто из того, что ты скажешь, не изменит того факта, что я не оставлю ребёнка. И если это означает, что меня убьют, то я сделаю это с улыбкой на лице. Мне нечего терять, принцесса, так что не угрожай моей жизни, как будто это всё, что имеет для меня значение. Это не так.

Он просто долго пялился на меня. Его глаза немного расширились. Он потерял дар речи. Хорошо, потому что я был уверен, что больше не смогу продолжать эту тему. Когда удивление прошло, парень просто вышел из комнаты, и я был рад увидеть его затылок. Он не хотел оставлять меня здесь. Он будет ждать в машине, и этот ублюдок отвезёт меня в больницу, нравится ему это или нет.

Хотите, чтобы я заставил другого человека истекать кровью? Хорошо. Чтобы сломал несколько костей и опустошил пару бумажников? Без проблем. Хотите, чтобы лишил жизни какого-то наркомана? Конечно, это будет трудно, но я, возможно, найду в себе силы сделать это. Однако я не собирался превращаться в монстра, который лишился человечности и позволит ребёнку умереть в таком месте.

Если это означало, что я получу пулю в голову за это, то я не против.

И с удовольствием приму это.

***

Есть некоторые моменты в жизни, после которых вы не можете двигаться дальше. Они выворачивают душу наизнанку, пока вы сидите, нюхая кокаин, чтобы смыть их.

Четыре часа назад я смывал с себя реальность общения с бандитами, которые зарабатывают на жизнь тем, что причиняют людям боль. В эту самую секунду я смывал с себя образ умирающего младенца на руках. Её запавшие глаза и раскрасневшиеся щеки не выходили у меня из головы.

Чёрт.

Надев толстовку, я оставил её у дверей скорой помощи в больнице. Самое трудное было уйти и не знать, что будет дальше. Будет ли она в порядке? Как долго она плакала, прежде чем её звуки затихли до тех стонов, которые я всё ещё слышал в своих ушах? Это дерьмо убивало.

— Я вижу, ты не присоединился к веселью? — Я напрягся, услышав голос босса у себя за спиной. Я сидел на крыльце возле дерьмовой хижины, которую мы использовали в качестве места встречи. Внутри вовсю гремела вечеринка. Отсюда я слышал музыку и громкий ор овец, которых мне нравилось называть приспешниками. Много алкоголя. Много цыпочек. То же самое дерьмо, что и в другие дни.

Я едва шевельнул плечами. Прикусил губу, чтобы не нахмуриться, когда он сел рядом со мной. Я не хотел смотреть на него. Он мог прочесть меня, когда я смотрел ему в глаза. Я уставился в тёмный лес, и только когда он толкнул меня локтем, посмотрел на бутылку пива, которую он мне протягивал. Я взял её, но пить не стал.

— Рикардо мне всё рассказал, — сказал он наконец. Я не мог уловить никакого неодобрения в его тоне. Его голос звучал нейтрально, но иногда это было ещё хуже. Не в силах сопротивляться, я на мгновение перевёл взгляд на его лицо.

Ничего, кроме лысой головы и густой чёрной бороды, что можно было бы увидеть. Его лицо было так же невозможно прочитать.

Босс был человеком-загадкой. Никто не знал его настоящего имени. Или где он живёт. Никто ничего о нём не знал. Он просто приходил, отдавал приказ и уходил. И в такие ночи, как эта, он оставался рядом и праздновал, погружая свои яйца и член глубоко в любую молодую киску.

— У меня не было выбора, — тихо сказал ему. Я нервно пинал землю вокруг носком ботинка, ожидая, что произойдёт что-то плохое.

— Я не нанимаю ангелов, Райкер. Мне нужны крепкие мужчины. Я не могу допустить, чтобы ты открывал своё сердце каждый раз, когда случается что-то плохое вроде этого.

— А ты бы предпочёл, чтобы я оставил её умирать? — возразил я, не в силах сдержать гнев, прозвучавший в моём голосе.

— Я бы предпочёл, чтобы ты сделал что-нибудь такое без риска, что люди станут совать нос в мои дела. Ты мог бы вернуться позже, убедиться, что нет свидетелей, убедиться, что в больнице, куда вы привезли этого ребёнка, никто не смотрит на вас по пути к этим дверям. Такое дерьмо, как это, должно быть сделано таким образом, чтобы не было абсолютно никаких следов ко мне.

Я ничего не ответил. Да, он был прав. Я поторопился, но никогда не сделал бы по-другому. Я не мог бросить этого ребёнка.

— Ты не выживешь, пока не закалишься, — продолжал он. — Теперь ты один из нас, а это означает, что в процессе будут потери. Будет дерьмо, которое ты просто должен оставить позади. В ту секунду, когда оступаешься, ты становишься мишенью. Ты же не хочешь быть таким? Я бы не хотел видеть тебя в подобной ситуации: твоя голова, разлетающаяся вдребезги из-за какой-то ошибки с плачущим ребёнком, оставленным умирать другими бездушными людьми. Подумай об этом, мальчик. Это мир полон собак, которые едят себе подобных, и единственный способ выжить в нём — это стать больше, чем все остальные.