Его лидерство было основано на воинских достоинствах гросс-адмирала, тех самых, что сплотили подводников Второй мировой войны и превратили их в единое целое, людей, гордых своим успехом и, в конце концов, принесших ту жертву, которая вызывает в памяти примеры античного героизма».

Когда его назначили главнокомандующим ВМФ, продолжал Вегенер, Дёниц вышел за рамки чисто военной деятельности и вступил в большую политику. Нуждаясь в доверии Гитлера для того, чтобы флот выполнял свои боевые задачи, он заслужил это доверие, и именно благодаря этому и той непоколебимой верности до конца Гитлер назначил его своим преемником.

«Сегодня, освободившись от предубеждений, каждый может спросить себя: может ли одно верное исполнение приказов оправдать этические принципы немецкого солдата?..»

В самом конце речи Вегенер обратил внимание на тот факт, что федеральный министр обороны не явился на похороны, и этот упрек поддержали яростным свистом собравшиеся.

«Гросс-адмирал был даже лишен почестей, которых удостаивают всех награжденных Рыцарским крестом...»

Снова свист.

«Жизнь великого воина закончилась. Его имя теперь — часть истории. Мы, люди старого флота, благодарны ему, воплотившему в себе образец настоящего вождя. Мы благодарим его за то, что он так безукоризненно вел нас вперед во время войны. Мы благодарим его за твердость, с которой он закончил эту войну. Перед этой могилой мы выражаем ему свою любовь и благодарное поклонение.

Люди старого флота гордятся, что он был одним из нас».

Наконец, приходской священник, пастор Ганс Йохан Арп, заговорил о человеке, который прожил свои последние годы среди жителей городка, как «мирный гражданин», сходясь со всеми «безо оглядки на чины и различия». Он был христианином, регулярно посещал церковь и обычно сидел вот здесь, в середине второго ряда, на скамье, покрытой шерстяным ковриком.

Однажды, обсуждая заранее свои собственные похороны, Дёниц сказал ему, что хочет быть похороненным под флагом бундесреспублики: «Имперский флаг отпадает. На моем гробе должен лежать черно-красно-золотой флаг».

После речей грянул гимн; морской оркестр выстроился на тропинке, ведущей к кладбищу, все музыканты были в гражданском, но носили фуражки морских офицеров. Знаменосцы, высоко держа флаги Морского Союза и старый имперский, шли впереди обитого красно-черно-золотой материей гроба, который несли бывшие офицеры-подводники, каждый — кавалер Рыцарского креста Железного креста. Отставной корветтен-капитан Адальберт Шнее шествовал впереди, держа в руках подушку с наградами; он был знаменитым капитаном субмарины и членом штаба покойного гросс-адмирала. Он в последние дни войны, когда все рушилось и союзники захватили господство на море и в воздухе, обеспечил выпуск первой подлодки нового типа, готовой в течение одиннадцати часов снова начать боевые действия.

Сквозь толпу, заполнившую обе стороны тропинки, мимо ухоженных могил под снежным покровом этого прекрасного кладбища гросс-адмирала пронесли под звуки похоронного марша. Тропинка извивались среди кустов, а затем, внезапно, возникло то самое большое резное распятие, и, возвышаясь над собравшимися людьми, Иисус в короне из снега, печально поникнув головой, распростер свои руки, словно принимая Своего раба.

Внизу большой неровный гранитный блок украшало одно-единственное слово, как руна: «Дёниц», рядом лежала мемориальная табличка: «Ингеборг Дёниц, урожденная Вебер, 10.12.1893 — 12.5.1962».

Была и другая табличка, побольше, с двумя именами: «Клаус Дёниц, обер-лейтенант флота, 14 мая 1920 — 14 мая 1944, Ла-Манш», «Петер Дёниц, лейтенант флота, 20 марта 1922 — 19 мая 1943, Северная Атлантика».

Старые подводники медленно повернули к горке свежей земли у могилы и спустили гроб со своих плеч. В этот момент оркестр умолк. Пастор произнес последние трогательные слова службы — и затем — казалось бы, совершенно спонтанно — грянули первые строки «Дойчланд-лид»:

Для Генриха Йенеке эта песня прозвучала кощунством над могилами. Он мысленно перенесся в 1 мая 1945 года, когда услышал по радио металлический голос гросс-адмирала: «Фюрер ушел... но борьба должна продолжаться...» Тогда он и все другие выскочили из бараков и бросились бежать в поля.

«Мы хотели, чтобы гросс-адмирал довел свою войну до конца в одиночестве, без нас. Мы шли через деревни, в которых трупы дезертиров свисали с веток деревьев. Крестьяне предупреждали нас о флотских «охотничьих коммандос»: “Они хуже СС, они всовывают в петлю, не задавая вопросов...”»

Йенеке и его спутникам тогда удалось выжить и не попасться — и через два или три дня, когда они растянулись на лугу под весенним солнцем, услышали звук мотора. Это был джип с четырьмя поющими англичанами.

«Мы наслаждались видом формы цвета хаки. В один миг все ужасное здание из страха и гибели, в котором мы жили, рухнуло. Все кончилось. Мы лежали на этом лугу в Гольштейне и глядели друг на друга. Слезы текли по нашим щекам, а затем мы смеялись до тех пор, пока не охрипли. Это был самый счастливый момент моей юности.