— Ты сейчас в комнате? — взбудоражено потребовала я.

— Нет, врачи оставили меня в палате на несколько дней, — тихо ответила девушка.

Это немного странно, ведь блондинка была уже здорова. Как Сэмми, так они сразу отпустили.

— Я сейчас приду, — сразу же после своих слов, я сбросила трубку, и начала собираться.

Примерно через минуты двадцать я стояла у входа в приемную. Там все суетились, буквально не давая мне прохода. Я нервно оттолкнула какую-то бабку, налетевшую на меня:

—… Да что такое? — это вопрос я никому не адресовала, но пожилая женщина мне все-таки ответила.

— Девушка из восемнадцатой палаты скончалась буквально несколько минут назад.

До меня долго доходил смысл ее слов.

Я застыла, не веря в происходящее, этого просто не могло быть. Разве не Аделина лежала в восемнадцатой палате?

Я шокировано уставилась на старуху, не в силах вымолвить и слова. Она, увидев мое замешательство, продолжила:

— Анафилактический шок. Бедная девочка, такое пережила, и вот…

Женщина расстроенно покачала головой, и удалилась, когда ее позвали, оставляя меня стоять с потерянным выражением лица.

Хелена, Теодор, а теперь и Аделина…

Хоть мне и сказали, что эта смерть случилась по вполне объяснимым причинам, я все равно не могла верить в это. Не сегодня. Не в тот момент, когда она уже собиралась мне рассказать, что она вспомнила.

Уже сегодня я могла узнать, кто на меня напал. Сегодня могло все прекратиться!

Ее устранили, это очевидно. Только кто? Этот самый маньяк? Или же его помощник? В любом случае, он должен был совершить оплошность, должен был ошибиться. Хоть где-нибудь…

Откуда-то из глубины вынырнула знакомая высокая фигура. Коннор. Заметив меня, он быстро сократил расстояние между нами, взгляд его был печальным.

— Эвелин… Как я понял, ты уже слышала… — я ничего не ответила, и парень пытался отыскать ответ на моем лице.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Только палата была пуста. Отравление пенициллином, — лицо стало серьезным, глаза прикрылись, на мое предплечье опустилась теплая рука. — Пожалуйста, уходи отсюда. Я тебе потом все расскажу.

Выставив меня, он снова исчез где-то в больничном крыле. Вперив стеклянный, невидящий взгляд в пол, я стала делать маленькие шажки. Таким образом, мне удалось дойти до пустого холла, эпицентром сегодняшнего всеобщего внимания явно был не он.

Я приземлилась на паркет, возле лестницы, у главного входа, не особо осознавая, что делаю. Глаза нашли дверцы высокого блестящего лифта.

Какой, к черту, анафилактический шок?! Чтоб его! Смертельное ножевое ранение они могут вылечить, а предотвратить какой-то там шок нет?! Сколько можно?! Никчемные жрецы…

Плечи бессильно опустились, голова легла на колени, прижатые к груди. Размеренное дыхание превратилось в судорожные вздохи. Горло сдавило, казалось, еще чуть-чуть и я взорвалась бы от всех нахлынувших чувств.

Дав сердцу еще немного повладеть моими эмоциями, я все-таки успокоилась. Вся злоба, страх, гнев, отчаяние куда-то испарились, опустошая мой разум от гнетущих мыслей. Ведь мне стоило думать о живых, а не о мертвых. Я всегда совершала эту ошибку, поступая совершенно наоборот.

Холодное спокойствие, поселившееся в душе, испугало бы любого, но не меня.

* * *

Шествуя по хорошо освещенному коридору с непроницаемым лицом, я думала лишь о том, как бы поскорей отсюда уехать.

Я уже не обращала никакого внимания на великолепный архитектурный стиль, в котором выполнена Академия. Меня не впечатляли картины, фрески и замысловатые узоры на полу.

В первый день моего появления здесь, вся это роскошь и изящество бросалась в глаза. Мне было не по себе от всей этой идеальности. Меня угнетала мысль, что жрецы, такие же люди, как и все, лучше меня лишь потому, что родились такими.

Теперь я великолепно понимала, что ничем они не лучше.