Долгое время девочка считала, что вернуться в замок для неё самое желанное на свете. Что избавившись от золочёной клетки, она сможет жить в своё удовольствие. Гулять где захочет, когда захочет. Меньше скучных учебников. Меньше занудных преподавателей. И никаких больше корпений над дурацкими сорняками, по недоразумению называемыми лекарственными, лишь бы подольше побыть вне постылых стен.

Реальность оказалась суровее.

Уроков стало больше вдвое, а всевозможных правил и ограничений свалилось уйма. Подъем самым ранним утром, каждый день в одно и тоже время, независимо ни от погоды за окном, ни от времени года, ни от дня недели. Завтрак — в конкретное время, да к тому же в одиночестве… Так же как и в башне!

На попытку возмутиться подобным пренебрежением, личная служанка взглянула с удивлением и испугом. «Но ведь так было всегда».

Эта фраза стала первой подобной, но не единственной, и далеко не последней. Она звучала практически… Всегда?

Пойти гулять когда захотелось? «Вы так никогда не делали». Опоздать на урок? «Что на вас нашло. Ваше Высочество?» Отказаться от надоевшей на завтрак каши? «Ваше Высочество, вы не заболели?»

Почти месяц понадобился Астерии, чтобы окончательно понять простой факт — это не над ней так издевались. И что Мия, живя во дворце, была ограничена в десятки раз сильнее, чем сестра. И ни о каких развлечениях и речи не было… За весь месяц жизни в «своей» шкуре, Астер не увидела, не услышала ничего, чему стоило бы завидовать.

А ведь раньше — завидовала. Лютой, ослепляющей завистью. Представляла, как Мия кружится на балах, меняет платья чаще трёх раз в день, капризничает в ответ буквально на каждое предложение… Ведь так это рассказывала тётя Шонель. Она ведь не могла врать!

Но глаза… Глаза говорили иное. И капризы, обилие платьев, разгильдяйство — сопровождало Лонесию. Она даже придворные поклоны делала небрежно, словно не считала своим долгом снисходить до чего-то подобного. Словно ставила себя выше всех прочих!

Это вызывало недоумение. Это запутывало. И ужасно злило.

Что такого натворила Артемия, что теперь к принцессе и наследнице такое отношение?! Даже отец теперь уделял меньше внимания, а тётю девочка не видела с собственного дня рождения.

Астер стукнула кулаком по подоконнику и выпрямилась, полная решимости пойти к отцу и задать наконец волнующий вопрос. «Что такого натворила Мия, за что страдать должна я?!». Чем вызвано это наказание?! А ничем иным объяснить подобное отношение к «принцессе Астерии» она не могла.

Про желание освежиться после занятий, она даже не вспомнила. Так же как и про намерение сменить платье. На фоне возмущения, кипящей внутри несправедливости, сейчас недавние планы показались совершенно не важными.

Дверь открылась раньше, чем Астерия успела до неё дойти. В комнату с поклоном вошла служанка.

— В-ваше Высочество, — её голос едва заметно дрогнул.

Раздражение пришлось усмирить. Мия отличалась большей терпимостью к слугам, и несмотря на несогласие с подобным, Астер всё же старалась не переходить особую грань. Ей не хотелось, чтобы за глаза её сравнивали с Лонесией. Поэтому недовольство, высокомерие она проявляла весьма умеренно, предпочитая выплёскивать излишки пара на тренировочной площадке, в кои-то веки радуясь её наличию.

— Да, Малика.

— Его Высочество Терион…

Служанке даже не требовалось продолжать — Астерия и так поняла всё, что та хотела сказать. И удержать лицо стоило больших усилий.

Терион хорошо ладил с Астерией раньше. Только никто ведь не знал, что «Астерия раньше» это Мия. И как бы не хотелось Астер высказать своё «фи» и сестре, и брату, прямо сейчас она не могла этого позволить. Слишком резкая перемена в характере будет выглядеть странно… Но это Астер бы пережила. А вот расстраивать отца — не хотелось.

А перемена в характере непременно расстроит отца. Но это можно было бы пережить. Объяснить. При необходимости, может, даже извиниться. Отец бы понял. Однако возникшее напряжение в ее отношениях с братом, расстроит отца гораздо вернее. И объяснить его… Будет сложно. Если вообще получится.

Эти мысли пронеслись в голове молниеносно, и девочка натянула вежливую улыбку — самую дружелюбную из тех, на которые была сейчас способна.

Следуя за служанкой, Астер пыталась настроить себя на то, что придётся броситься на шею к брату… Нет, просто обнять… Но даже от этой мысли её передёргивало — от неприязни.

На удивление, служанка привела не на крыльцо и даже не в малую голубую гостиную, самую удобную из всех прочих, а к дверям столовой. Астерия поморщилась, досадуя, что так и не успела сменить платье. Но радость — от того, что не надо будет изображать незамутнённое счастье встречи и бросаться в объятия, — перевесила.

Отец, тётя Шонель, Лона были на своих местах, и лишь Терион стоял около своего стула — видимо он пришёл незадолго до Астер.

— Доброго дня, — принцесса изобразила положенный поклон и даже смогла изобразить доброжелательную улыбку. — С возвращением, дорогой брат. Я рада, что вы вернулись домой.