– Немного, - слабо киваю, а в следующую секунду выпаливаю в отчаянии: - Если быть честной, я очень боюсь. У меня был негативный опыт общения с матерью первого мужа, и я не знаю, чего ожидать сейчас. Тем более, я в разводе и, наверное, совсем не та девушка, кого нормальные родители хотели бы видеть в качестве невестки…

– Плюнь и разотри, - отзывается Стефа в своей резкой манере, замешивая пышное тесто на булочки. – За дочку я свою ручаюсь, она хвост задирать не будет. Что касается ее немца, - фыркает недовольно. – Кто его спрашивает вообще? Будет вякать – вылетит из дома прямым рейсом в Германию, да еще с ускорением в виде пинка под зад. Я только ради Миши согласилась их принять.

– Бабушка, не будьте такой категоричной. Семье Деминых пора объединиться, - мягко уговариваю ее. Она сплевывает, пожимает плечами, однако со мной не спорит. Размышляет.
– Это удачный момент, чтобы заключить перемирие. Другой возможности может не быть.

– Хитрая ты девка, Амина! Умеешь душу вывернуть наизнанку, - ворчит бабуля, щедро насыпая сахар в таз. Символично. Нам всем пора подсластить свою горькую жизнь. – Посмотрим на поведение этого фрица, - сдается с улыбкой.

– Не беспокойся, Амина, - вступает в беседу Миша, пока младшенький гулит и агукает на его руках. – Ты только глянь на меня. Я вообще собственных родителей не помню. Думаю, из нас двоих я их огорчу сильнее, - тяжело вздыхает.

– Как только вы встретитесь, воспоминания сами восстановятся, - по-доброму приободряю его. – Герман любит повторять, что… всё будет хорошо.

Стоит мне подумать о любимом мужчине, как улыбка непроизвольно трогает губы. Мы сблизились за эти дни, стали единым целом. Давно я не испытывала такого концентрированного счастья, как сейчас. Рядом с Германом мне ничего не страшно.

Скорее бы он вернулся.…

– Приехали, - залетает на кухню радостная тетя Эля.

Стефа бросает все и бежит вместе с ней встречать родню, хоть и ругалась минуту назад, а мы с Михаилом так и замираем на месте. Входная дверь хлопает, слышатся шаги и голоса. Мы беспокойно переглядываемся, напрягаемся, как по команде.

Словно впитав наши страхи, младшенький Мишаня вдруг заходится в крике. И все внимание родителей фокусируется на нас, растерянно стоящих в проеме кухни.

– Миша… - сипло произносит мама, и ее голос срывается.

Слезы ручьями текут по щекам, прокладывая соленые дорожки между морщинками, когда она на негнущихся ногах подходит к сыну. Целует сначала его, потом - мило пищащего внука. Всхлипнув надрывно, роняет голову Михаилу на плечо, поглаживает окаменевшую мужскую руку, прижимает ладонь к напряженной, стальной груди.

– Привет.… мам, - чуть слышно отвечает он, не зная, как правильно реагировать. Превращается в скалу, украдкой посматривая на Германа в поисках поддержки.

Я отступаю в сторону, когда к нам подходит отец. Он говорит что-то на ломаном русском, с характерным немецким акцентом, от которого морщится заплаканная бабушка Стефа. По-родственному похлопывает Мишу по спине и, обхватив его за мощную шею, соприкасается с ним лбами.

– Сын, - различаю сквозь поток скомканных слов.

На глазах наворачиваются слёзы… Я не могу равнодушно наблюдать за встречей родных людей спустя долгие годы. Судорожно глотаю воздух, прикрываю лицо ладонью, беззвучно плача вместе с ними. Вдруг ощущаю теплую, уютную хватку на талии – и запрокидываю голову, схлестываясь взглядами с Германом.

– Не расклеивайся, Амина, - слегка улыбается он и целует меня в висок. Обнимает крепче, покачивает в сильных руках. – Нам нельзя нервничать, - шепчет на ухо.

Он перекладывает ладони на мой живот. Накрываю их своими, опускаю мокрые ресницы, растворяясь во всеобщем счастье с привкусом соли.

– Доченька, плохо? – доносится встревоженный окрик Стефы, и я широко открываю глаза.

– Родная, - шелестит по-немецки.

Помню, как Герман называл меня так же, когда я лежала на сохранении. Он думал, что я сплю, а я черпала исцеление от его близости и ласки.

Однако сейчас это слово по-новому звучит в устах его отца и насквозь пропитано страхом.

Выругавшись, глава семейства Деминых подхватывает на руки потерявшую сознание жену.

– Мам, - испуганно рявкает Герман и подбегает к ней.

Вместе с отцом они опускают бледную женщину на диван. Рядом садится Михаил, судорожно стирая испарину с ее лба, а кричащего малыша уносит из кухни Элеонора, чтобы успокоить в детской.

– Расступитесь, пожалуйста, ей нужно больше воздуха, - совладав с паникой, командую я.

Герман одобрительно кивает и, будто очнувшись и вернув себе хладнокровие доктора, твердо шагает к окну и распахивает его настежь. Я достаю аптечку из шкафчика, передаю ему, а сама беру графин с водой. Мы действуем как команда, словно находимся на смене, и перед нами обычная пациентка в обмороке. Мы спокойны. Знаем, что делать, поэтому быстро приводим обессиленную и потрясенную женщину в чувство.

Сбрызнув лицо свекрови холодной водой, я подношу к ее обескровленным губам стакан, в который Герман заранее накапал необходимую дозу лекарства. Она делает глоток, заторможено моргает и поднимает на меня расфокусированный, стеклянный взгляд. Ее лицо проясняется, в глазах вспыхивает огонек, а уголки губ слабо тянутся вверх.