– Дорогая, – поворачиваюсь и упираюсь взглядом в Мюриель Фостер. – Какая утрата. – Она промачивает платком сухие уголки глаз. От меня не ускользает её довольное выражение лица.

Какое лицемерие! Я никогда не питала симпатии к этой женщине. На каждом визите к герцогине Мюриель лебезила и пресмыкалась. Я чувствовала её гнилое нутро. Поэтому естественно, что у неё такой сынок. Как говорят, «яблочко от яблони…».

Энтони стоит позади матери, даже не удостаиваю его взглядом, но чувствую, как он смотрит на меня. Как же противно.

Но сохраняю хладнокровное и высокомерное выражение лица. Держусь отстранённо.

– Благодарю, что провожаете в последний путь герцогиню, графиня.

– Ну что ты, мы же были подругами. Бедная герцогиня, – Мюриель отворачивается и, глядя на гроб, наигранно всхлипывает.

Мерзавка!

Едва сдерживаюсь, чтобы не схватить её за волосы и не оттащить от бабушки.

– Кстати, Маргарет как-то одолжила мне фамильный браслет. Я хочу вернуть.

Меня коробит от такой фамильярности. Раньше она не позволяла себе такого. Да и бабушка не могла змеюке Мюриель что-то одолжить. Отношение герцогини к соседям было очевидным – вежливо холодным.

– Тони, отдай Андреа браслет.

Вперёд выходит кошмар моего детства. Меня всю передёргивает от отвращения. Я хочу лишь одного: вцепиться ему в горло и разорвать на части.

Энтони достаёт из кармана небольшую бархатную коробку и открывает её. Вижу золотой браслет, усыпанный изумрудами. Что-то похожее мне встречалось среди украшений бабушки. Неужели она, и правда, дала на время Мюриель?

– Я считаю, что ты вправе его надеть, – подойдя, говорит графиня.

Это украшение бабушки, частичка её.

Энтони берёт браслет и протягивает ко мне руки. Хочу отступить, но стоявшая рядом его мать не даёт это сделать.

– Ну же, – молвит она.

Берёт мою кисть и протягивает к сыну. Касание рук Энтони обжигает меня хуже кипятка. Так мерзко, чувствую себя грязной. Сдержав рвотные позывы, смотрю на браслет.

В глазах мутнеет. Меня шатает.

– Осторожнее, дорогая. – Он хватает меня и смотрит в глаза.

Я задыхаюсь…

К горлу подкрадывается тошнота. Откуда такой смрад? Воняет жжёнными перьями. От этого дурного запаха я и просыпаюсь.

Лежу в кровати, ничего не готовлю. Так откуда вонь?

«Я ухожу готовить ужин» – вспоминаю слова Эйдена.

Готовить ужин? Он ведь даже картошку не знает, как почистить! Да этот чешуйчатый сейчас нас без крыши оставит.

Превозмогая боль, пытаюсь сесть. Надо как-то добраться до кухни, пока не поздно. Собираюсь с силами, как вдруг дверь моей комнаты открывается.

– А вот и еда, – вижу довольное лицо дракона. – Угадай, что у нас на ужин?

– Поджаренные перья? – скептически смотрю на Эйдена.

– Ну нет, – закатывает тот глаза. – Куриный бульон.

Это уже новый уровень, конечно.

– Ты живьём её, что ли, сварил или предварительно поджарил, чтобы помучилась? – Кажется, я перегибаю палку, это последствия моего кошмара.

Глубоко вздохнув, улыбаюсь дракону.

– Спасибо за заботу, с удовольствием попробую. – Надеюсь, это не будет моей последней едой.

Дракон ставит тарелку на стол, который находится рядом с кроватью. Зачерпывает ложкой суп и подносит к моему рту.

– У меня сломаны рёбра, а не руки, – говорю ему.

– Может, я хочу позаботиться о тебе? Не будь такой злюкой, – обиженно сопит Эйден.

Ладно, один раз позволю ему такую вольность. Пробую суп и с изумлением смотрю на дракона.

– Что? Невкусно? – Эйден наблюдает за моей реакцией.

– Напротив. Ты сам приготовил? – Тянусь за добавкой.

Если не считать, что бульон чуточку пересолен, он вполне съедобен. Так что мой булькающий желудок пляшет в экстазе.

– Скажи, где ты взял курицу? И почему так странно пахнет в доме?

– Ну, это не совсем курица, – ложка застывает перед моим ртом. – Очень надеюсь, что это мясо съедобное?

Заметив мой затравленный вид, дракон спешит меня успокоить.

– Это обычный тетерев.

Выдыхаю.

Хоть птицу жалко, но жить хочется больше.

– А перья?

Эйден смущается.

– Ну, я думал, что так правильно. Поэтому сначала обжёг его на плите.

– Надеюсь, неживого?

– Что ты! – возмущается Эйден. – Мне его уже мёртвым принесли.

Значит, Джайдайское чудовище не даст нам умереть от голода. Это радует.