Добравшись до машины, он уже знал, куда нужно ехать. Только вот, сосредоточившись на смартфоне, Матвей упустил то, что Таиса пошла за ним, да и она научилась двигаться бесшумно. Так что момент, когда она плюхнулась на пассажирское сиденье, оказался для него сюрпризом.

– Итак, что за Фрейя? – поинтересовалась она.

– Тебе не нужно отдохнуть после перелета?

– Не больше, чем тебе, но, смотри-ка, мы оба здесь!

– Поищи в интернете, – посоветовал Матвей, вводя в навигатор адрес галереи. – Она там будет.

– Не знаю, где она будет, но я уже попробовала – и нет там никакой Фрейи Дембровской! Ну, помимо того факта, что я хлебнула мифологии.

– Фрейя Дебри. Она больше известна под псевдонимом.

– Имя какое-то знакомое… Где я могла его слышать?

– Ты действительно считаешь, что лучше гадать, а не взять и посмотреть?

Как он и ожидал, Таиса все-таки уткнулась в смартфон, пусть даже с недовольным сопением. Матвей прекрасно знал, что она там найдет: много картин, много светских новостей, в том числе и скандальных, и фото женщины. Рост чуть выше среднего, очень худая от природы, с желтовато-оливковой кожей и волосами средней длины, чаще всего черными, но возможны варианты. Лицо круглое, с крупными объемными скулами и маленькими темными глазами. Губы раньше были узкими, теперь Фрейя вколола туда столько наполнителя, что иной женщине на грудь бы хватило. На руках много татуировок, причем разных – от римских цифр до персонажей фильмов, нечто общее можно не искать. Среди новейших черт – отечность лица, которая рано или поздно настигает тех, кто злоупотребляет алкоголем и чем покрепче.

Разглядывая картинки, Таиса мигом позабыла о своем недовольстве, когда она снова заговорила с Матвеем, от демонстративной обиды не осталось и следа.

– Гарик связан с Фрейей Дебри?! Ничего себе! Только не говори мне, что она его мать!

– Не скажу. Я лучше скажу тебе, что ей сорок лет. Даже при ее вольных взглядах на мораль, зачатие и рождение в десять лет было бы проблематичным.

Таиса снова уставилась на экран, на этот раз с нескрываемым сомнением.

– Ей… сорок? Да быть не может!

– Вспомни состояние, в котором ты видела Гарика возле того клуба. Для Фрейи это обычное утро.

– Ее правда Фрейя зовут?

– У их матери специфическое отношение к именам. А отцу проще было согласиться, чем ее переспорить.

Матвей признавал за собой неприязнь к Фрейе, и на фоне этой неприязни ему хотелось сказать, что она порочна во всем и бездарна, но правдой это не было. Она была не из тех, кто просто называется художниками, потому что так хочется и звучит красиво, у Фрейи действительно был талант. Она создавала картины, которые завораживали, на которые можно смотреть часами… Иногда создавала. Просто для того, чтобы держать себя и окружающих в тонусе. По большей части она выдавала мазню, и каждая ее выставка была одной поразительной картиной и десятком отпечатков разных частей ее тела.

Впрочем, это Матвей настоящей проблемой не считал: если мир искусства готов платить за невнятные пятна, кто он такой, чтобы осуждать? Куда больше его раздражало то, что своим талантом Фрейя оправдывала все на свете, любую слабость… и любую подлость.

Они перехватили ее в частной галерее, где проходила очередная выставка. Торжественное открытие давно состоялось, но Фрейе нравилось заезжать в такие места, чтобы урвать пять минут славы. Она и сейчас сидела у стола, беседуя о чем-то с девушкой в строгом костюме. Заметив Матвея, Фрейя жестом отогнала свою собеседницу прочь и широко ему улыбнулась.

Улыбка, надо сказать, была совсем как у Гарика – и это было единственным сходством брата и сестры.

– Матвей, дорогуша, сто лет тебя не видела! – хрипло объявила она.

Фрейя подалась к нему, явно предлагая поцеловать ее в щеку. Матвей сделал вид, что намек не понял, и занял место, которое освободила девушка в строгом костюме. Таиса осталась у него за спиной, и он понятия не имел, как она реагирует на все происходящее. Но это сейчас было и не важно.

Он не был так уж хорошо знаком с Фрейей – да и не рвался. Ему хватило пары встреч с ней и рассказов Гарика, чтобы понять, что она собой представляет. Матвей с удовольствием не видел бы ее до скончания времен, однако теперь ему нужно было понять, что происходит. Разумеется, он не надеялся, что Фрейя скажет ему правду, он делал ставку скорее на то, что она не сумеет эту правду скрыть.

– Я здесь из-за того, что случилось с Гариком, – сказал Матвей.

– А что случилось с маленьким братиком? – показательно удивилась Фрейя. Ресницы у нее были откровенно искусственные и настолько длинные, что казалось: при желании она может почесать ими лоб.

– Ты знаешь.

– Понятия не имею!

– У него едва не произошел срыв.

Он намеренно исказил факты, и Фрейя презрительно усмехнулась: ей нужно было продемонстрировать превосходство. Никакого «едва», она же своего добилась! Именно на таких примитивных трюках она и попадалась чаще всего.

– Я ему очень сочувствую, – вздохнула она. – Как он? Я обязательно ему позвоню, когда закончу работу.

– Не стоит. Я как раз пришел посоветовать тебе не делать вообще ничего, и все быстро наладится.

– Ой, ты так говоришь, будто я могу ему навредить!

– Как хорошо, что мы понимаем друг друга.

– Хватит переводить стрелки на меня! – возмутилась Фрейя. – Ты знаешь, что произошло с папочкой? Думаю, это и ударило по братику – еще бы, его отец в больнице, кто ж такое вынесет! Да, я упрекнула его, но было это… когда? Не помню точно, кажется, в декабре. Он повел себя как обычно – как козлина. Папе я помогла сама.