Накидывает мне на плечи пальто. Отдает документы.

Ведет до двери.

И только когда выходим — разжимает пальцы, с тяжелым, очень медленным выдохом.

Мы просто идем по улице, ни говоря друг другу ни слова. Он даже руки в карманах держит, как будто не хочет дать себе ни малейшего шанса снова потерять контроль. Боже сохрани когда-нибудь узнать, каким он бывает в гневе — Кинг-Конг со своими проделками, наверное, будет выглядеть просто шалунишкой.

Когда впереди маячит вывеска салона красоты, Вадим задерживает меня, слегка преграждая дорогу своим плечом. Не трогает. Даже пальцем не прикасается, все так же упрямо держит руки на привязи. Только немного, совсем чуть-чуть, наклоняет голову к моей голове. При нашей разнице в росте это вообще ни о чем, с таким же успехом я могла бы дотягиваться до звезды.

— Прости, что слетел с катушек. — Он снова говорит тихо, но теперь уже мягко. Мягче чем вообще всегда.

— Когда ты догадался?

— Почти сразу. Прости, Монте-Кристо, но что бы ты из себя не корчила, но ты не похожа на женщину, перепрыгивающую с члена на член с частотой дважды в сутки.

— Ну, знаешь, ты тоже не так чтобы смахиваешь на любителя развлекаться в пикантном тройном формате! — не могу не поддеть.

Боже, до сих пор в голове не укладывается.

— А тебя, я вижу, маленькая деловая соска, мое приятное времяпрепровождение никак не отпускает и спать не дает.

Я открываю рот, чтобы послать его к черту… и молчу.

Вадим наклоняется еще ближе.

Упирается носом мне в макушку.

Для этого ему, конечно, приходится согнуться чуть ли не вдвое. Мы одновременно посмеиваемся, думая ровно об одном и том же — как забавно смотримся со стороны. Это немного разряжает болезненно наэлектризованный воздух вокруг нас.

— Почему ничего не сказал? Про то, что знаешь.

— Чтобы что? Загнать в угол женщину, которой я настолько не нужен, что она не хочет связываться со мной даже ради общего ребенка? Я что — похож на долбоёба? Решил, что просто буду рядом и рано или поздно ты все равно скажешь, или дашь мне повод озвучить правду. Херовый был план, согласен. Но я не практикую силой затаскивать женщин в свою жизнь.

К черту, в этом мужике идеально работает абсолютно каждая извилина.

Я чувствую, как Вадим почти невесом целует меня в волосы, отодвигается и кивает, чтобы уходила.

Мы больше не говорим друг другу ни слова.

И оба молча ставим точку в этой истории. Чтобы в следующий раз без заморочек обсуждать рабочие дела, взаимно подкалывая друг друга, абсолютно как обычно.

Но через полчаса все-таки присылает короткое: «Я подумаю, Монте-Кристо».

Во вторник около одиннадцати звонит Новак и коротко сообщает, что он передал мое предложение и три фамилии из моего списка согласились обсудить деликатный вопрос на нейтральной территории — закрытом загородном клубе «Адамантин», в двадцать ноль ноль. И ненавязчиво намекнул, что у меня будет не очень много времени, поэтому лучше сразу переходить к основному блюду, не темнить и не испытывать терпение.

Я соглашаюсь, хотя ситуация мне противна до глубины души.

Как вспомню сытые рожи дружков Завольского — к горлу тошнота подскакивает и тянет бежать обниматься с унитазом.

Целый день прокручиваю в голове с чего лучше начать, но как бы не пыталась — так или иначе, но это все равно один и тот же сценарий, где я просто озвучиваю сумму, называю свое главное условие и получаю хотя бы какие-то гарантии того, что озвученный разговор не выйдет за пределы стен, в которых он случился.

Домой приезжаю в шесть, успеваю переодеться в джинсы и клубный пиджак, когда возвращается Шутов — сегодня с букетом розовых, просто каких-то гигантских «шаров» гортензии, завернутых в газетную оберточную бумагу.

Цветы он привозит каждый вечер, и когда я как бы в шутку интересуюсь, будет ли это только на время нашего медового месяца, он абсолютно серьезно говорит, что собирается делать так каждый день еще лет сто.

— Куда-то собираешься? — Шутов следит за моими суетливыми попытками отправить цветы в раковину с водой, потому что я до сих пор забываю купить вазу. А лучше сразу несколько, потому что вчерашний и позавчерашний букет стоят там же.

— У меня встреча с друзьями Завольского.

Димка подходит сзади, обнимает за талию, кладет подбородок мне на макушку, как будто собирает в кучу мои сегодня не на шутку расшатавшиеся нервы. Понятия не имею, почему так дергаюсь — ничего страшного точно не может произойти, в этом клубе на меня даже смотреть косо не будут, тем более, что без Валентина я порог не переступлю.

— Я еду с тобой, обезьянка.

— Тебе нельзя светиться, Шутов, и со мной будет твой терминатор. Меня никто не тронет.

— Лори, если бы я сомневался в том, что тебя никто не тронет — ты даже порог бы не переступила.

— Навел справки?

— Задолго до того, как ты все это придумала. Я не мешаю тебе лепить куличики в своей песочнице, обезьянка, но твоя безопасность — это моя ответственность. Светит свое табло я не собираюсь, но тебе ведь будет спокойнее, что я где-то рядышком и могу загрызть любого, кто косо посмотрит на мою жену?