Я: Я так и поняла, когда не увидела тебя в кругу семейства на похоронах.

Неизвестный номер: Завтра в три в «Драйве».

«Драйв» — это фитнес-клуб? Наратова так прижало, что теперь он будет встречаться со мной в фитнесе?

Я: У меня работа, я в офисе до семи.

Неизвестный номер: Найди время значит!!!

Я: Кресло генерального директора мне дороже сомнительной перспективы твоего насквозь дырявого плана.

Разговаривать с Наратовым нужно именно так, даже если кажется, что он может психануть и соскочить с крючка. Это раньше я ему в рот заглядывала, потому что боялась его потерять. Мне тогда по молодости и в голову не могло прийти, что такие как этот паразит уходят только в одном случае — когда им больше нечем поживиться, когда жертва выпотрошена, высосана досуха. Что он, в общем, и сделал, когда получил с меня все, что хотел. Но до тех пор он все равно никуда бы не делся, но нарочно дрессировал меня бояться каждого кривого слова в его сторону, каждого недоверчивого взгляда, чтобы в моей голове даже мыслей не возникало попытаться диктовать свои правила игры.

Сейчас я на его насквозь лживое дерьмо ни за что не куплюсь. Потому что правила игры поменялись и теперь — он, а не я, жертва моей негуманной дрессировки. Это я, выражаясь модным словечком, «в ресурсе», а он вон даже встретиться со мной дальше раздевалки в спортклубе не может.

Неизвестный номер: Я не могу вечером без причины выйти из дома!

Я: Не хило тебе Илона яйца прикусила.

Неизвестный номер: Пошла ты…!

Типичный Наратов: когда ему говорят неприятную правду, единственное, на что способен его жалкий мозг — делать вид, что он уходит, чтобы все бежали его догонять.

Я пожимаю плечами, мысленно радуюсь, что даже не пришлось стараться, чтобы выиграть пару дней форы. Помариную его до выходных, пусть подумает о своем поведении и о том, что без меня у него будет ровно «ноль» союзников.

А я пока воспользуюсь возможностью и придумаю, как заставить эту мразь принести оригинал завещания. А потом я с кормлю Новаку «вкусный» компромат на его «любимого» зятя и буду с превеликим удовольствием наслаждаться тем, как жизнь Наратова со свистом покатится в пропасть.

Я успеваю выпить чашку кофе, пока рисую в блокноте маленькое поле мозгового штурма. Как кого-то можно заставить взять из тайника вещь, которая является его последним козырем? Я просила доказательства и Наратов принес мне страницу. У меня должна быть железобетонная причина, почему просто одной страницы недостаточно, одного моего «просто я так хочу» уже явно недостаточно.

Что тогда?

Что-то, что может ставить под сомнение само существование этого завещания?

Например… другое завещание?

Я цепляюсь за эту мысль, иду на кухню и варю еще одну чашку кофе, но на этот раз без шоколада и даже без сахарозаменителя, потому что мне нужна максимальная доза кофеина прямо в мозг.

Если где-то всплывет другое завещание моего отца, то у меня будут все основания прижать Наратова к стенке и вынудить его предоставить весь оригинал, чтобы убедиться, что все в нем именно так, как он говорит. Сделать хорошую «липу» вообще не проблема, это дела одного дня, особенно, когда в анамнезе есть телефон не болтливого, качественно делающего свою работу специалиста. Но сунуть подделку Наратову под нос вот так, без «предварительных ласк», я тоже не могу — это будет слишком очевидно. Да и кто я такая, чтобы у меня в руках вдруг по мановению волшебной палочки казался настолько важный документ?

Нужен кто-то, кому завещание моего отца так же было бы просто манной небесной.

Кто-то, кто в настолько затруднительно положении, что ухватится за эту кость как голодная собака и сразу попытается ее разыграть.

И самое главное — кто-то, кто так или иначе может всплыть и на моем горизонте.

— Любимый братец, — шиплю себе под нос, потому что все эти «кто-то» привели точно к нему.

Финансы Угорича не просто поют романсы, а выводят целые траурные марши на его временно живой и здоровой туше. Перед ним достаточно просто помахать сомнительной перспективой отхватить кусок бабла на халяву — и он ухватится за нее как за спасительную соломинку. Можно даже не слишком стараться с предысторией, почему это завещание всплыло только сейчас, но Шутов учил меня всегда все делать хорошо вплоть до мелочей, потому что никогда не знаешь, где и что сломается, если вдруг не получится спрятаться за главную линию обороны.

Я еще раз прокручиваю все в голове, взвешивая каждый шаг.

Прокручиваю в голове снова и снова, на ходу внося коррективы.

И еще раз, и еще, пока в голове не формируется четкая и абсолютно логичная картинка, в финале которой я получу и завещание, и повод поквитаться с «любимым» братцем.

Бинго!

Кто молодец?

Взгляд примагничивается к телефону, желание немедленно позвонить Шутову настолько острое, что приходиться вцепится пальцами в мраморную столешницу, чтобы перебороть первую острую потребность.