– Люблю… – добавив, – кажется.

– Ну вот, тогда я совсем не понимаю, в чем плоблема! – насупилась малышка.

– Ника…

– И только поплобуй мне сказать посмотлим, я на тебя обизусь! – пригрозила мелочь, помахав у меня перед носом ощипанной булкой. Бровки домиком, щечки надуты, губки уточки, ну, прям сама серьезность. А я вот не удержалась и расхохоталась.

– Фсе, я обиделась, – заявила Ника, спрыгивая с моих коленок. Девчонка развернулась и потопала к соседней лавке, на которую и плюхнулась. Зло впилась зубками в булку, которой кормила птичек, и уставилась прямо перед собой, дрыгая ногами. Обиды милее в своей жизни я не видела, клянусь!

– Ну, Ника, и что, даже не пойдешь со мной в кино?

– Поду.

– А потом в кафе, пиццу есть, пойдешь?

– Да, – буркнула малышка, – поду.

– И ты все еще меня любишь?

– Любю.

– Но?

– Но я все лавно обиделась!

– Господи, ты просто чудо ребенок, Доминика, – засмеялась я.

– Я знаю, – буркнула Ника, шмыгнув носом. И немного помолчав, тихонько прошептала:

– Я плосто кочу, стобы у меня тоже была мамочка, как у деток в садике. Я кочу, стобы мамочка меня забилала вместе с папулей. У всех есть мамочка, а у меня нет… чем я хуже, м?

Не знаю, как я в этот момент не пустила слезу, но глаза защипало, будто в них песка насыпали. Вечно улыбчивая Ника скисла, и кажется, вот-вот заплачет. У меня начало ощутимо больно давить в груди, и слова все растворились в этом простом, наивном детском “чем я хуже”. А ненависть к курице Демьяна, которая была не способна дать ребенку элементарных мелочей, превысила все возможные границы.

Я пересела к Доминике поближе. Обнимая ее за подрагивающие плечи и прижимая к себе под бок. Хотелось неимоверно сильно забрать все переживания и плохие мысли малышки себе. Сделать хоть что-то, но что я могла обещать? Себе я в чувствах призналась, дальше все зависит от ее отца, который неужели настолько слеп, что не видит, как ребенку плохо в обществе этой его Камиллы? Ни ласки, ни любви – ничего эта женщина не способна дать чаду, которое, как маленький цветочек, тянется к солнышку.

– Знаешь, малышка, – прошептала я, целуя светлую макушку. – Я не могу тебе обещать жить с вами, – сказала, а у самой на глаза слезы навернулись, словам с трудом удавалось прорываться сквозь пересохшее горло, – но я могу тебе пообещать, что даже если я не вернусь домой, то мы будем постоянно звонить друг другу, хорошо? Ты будешь рассказывать мне, как прошел твой день. Я буду рассказывать, как прошел мой, и мы будем много и долго болтать по телефону, идет?

– Много-много?

– Очень много!

– Обесяешь?

– Клянусь!

– Колосо, – хлюпнула носом Ника. – А в садик за мной плидешь?

– Приду. Когда-нибудь точно приду!

Понятия не имею как, но я что-нибудь придумаю.

– И обещаю, что как только у меня появится возможность, – продолжила я, крепче прижимая принцессу к себе, – я обязательно приеду к тебе в гости. Ты покажешь мне ваших больших собачек и твои игрушки?

– Тосно плиедешь?

– Точно!

– Тогда показу, – вздохнула Ника, – и с теть Томой познакомлю, она колосая! Конфеты мне дает, дазе если папочка лугается. Она и тебе конфеты даст, с чаем… вку-у-сным! – улыбнулась Ника. Подняла на меня свои голубые океаны глаз и, встав на лавочку ногами, обняла за шею. Крепко-крепко, тем самым молча скрепляя наш уговор.

Для себя я в этот момент приняла одно очень важное решение: что бы ни случилось, я не имею права предать любовь этого ребенка. И даже если весь мир будет против и сам грозный папа Демьян, у меня есть в союзниках Флоренция. Думаю, уж кто-кто, а она нашей сообщницей стать не откажется!

Посидев у воды и скормив прожорливым уткам целых две булки, мы с Никой пошли учиться кататься на велосипеде. Непростой разговор у пруда был позабыт, и малышка увлеченно слушала и старательно повторяла все, что я ей показывала. Охала, ахала, хохотала, пару раз почти свалилась с велика, когда я не успела ее поймать, и с безобидным и удивленным:

– Ой, упала, – вставала и забиралась на двухколесный транспорт снова, и снова, и снова. Высунув язычок, упорно шла к намеченной цели, заставляя только восхищаться ее решимостью и выдержкой! Любой взрослый бы позавидовал такому упрямству.

– Может, хватит на сегодня, принцесса?

– Неть, еще лаз.

– Сейчас тосно получиться…

– Смотли… я еду!

– Фиса! – приговаривала мартышка, пока в конце концов не выпорхнула у меня из рук и, пошатываясь, пока совсем неуверенно, но помчалась вперед, сигналя звонким звоночком на руле, встречным прохожим.

– Постолони-и-ись!

– Ника, я за тобой не успеваю!

– Догоняй! – крикнула малышка, крутя педали. – Ой, я забыла, как толмозить, Фиса! – засмеялась девчонка, заставляя меня сорваться на бег.

После покатушек мы наконец-то оказались в кино. Набрали целых два ведерка попкорна и на полтора часа выпали из жизни, уплетая сладости за обе щеки и смотря уморительный мультфильм. Ника без остановки хохотала, обняв своего нового друга – зайца, а я периодически наблюдала за настроением ребенка. Минутка слабости девчушки прошла, и Доминика снова была все тем же маленьким лучиком, способным разогнать любой мрак.