– Я люблю тебя. – Демьян тянется за новым поцелуем, но Самара преграждает его губам путь рукой.

– Если ты действительно меня любишь, то иди домой, выпей успокоительное и отдохни. Не делай того, о чем будешь жалеть. – Махнув на прощание, она уходит по лестнице.

По дороге Демьян вращает пузырек в кармане. Сердце колотится, дышать трудно. Глаза то и дело застилает пелена слез, но он упрямо сглатывает комок и идет дальше. От нервов подташнивает, совесть болезненными молоточками настукивает по вискам: «Это ты виноват!»

Остановившись на безлюдном перекрестке, чтобы переждать светофор, Демьян достает успокоительное и делает глоток, другой, третий. В горле щиплет и першит, он едва заставляет себя остановиться. Пузырек снова в кармане. Тошнота в желудке смешивается с травянисто-эфирным лекарством. Упершись в колени, Демьян переводит дух, вытирает со лба пот и не глядя ступает на пешеходный переход. Машины все равно проезжают редко, можно и не ждать. Он идет наискосок, сокращая путь до дома. В голове ленивой ватой расползается туман, его клонит в сон, глаза сами собой закрываются. Еще пара шагов, и он будет на тротуаре.

Резкий автомобильный гудок – Демьян вздрагивает, жмурится и застывает, повернув голову к слепящим фарам – машина пролетает мимо, обдав его потоком прохладного воздуха и едва не задев. Демьян добирается до тротуара на трясущихся ногах, падает на колени, царапая ладони об асфальт, и постепенно заваливается на бок.

Сон опускает ему веки тяжелой ладонью. Тихие звуки города – тонкий писк светофоров, завывающие вдали полицейские сирены, отдаленная болтовня редких прохожих, свист проносящихся мимо машин с бахающими басами – проникают в сознание и переплетаются в единый клубок разноцветных ниток. Теплая летняя ночь укутывает одеялом, асфальт камнями массирует напряженную спину. Сиплые всхлипывания сменяются прерывистым дыханием, затем оно выравнивается и становится глубоким. Где-то на задворках памяти мелькает образ Егора, лучшего друга, которого Демьян не смог спасти.

Будильник надрывно звенит. Демьян с трудом открывает глаза, щурясь от яркого света, и с размаху бьет по кнопке. Этим летом ему хотя бы удается высыпаться: сейчас три часа дня, родители на работе, а старший брат, хвала небесам, в армии.

Вглядываясь в потолок, Демьян закидывает руку на лоб. Как он оказался дома, да еще и в постели? В голове туман, будто сотни курильщиков разом выдохнули.

Проведя рукой по лицу, Демьян встает и идет умываться. Нехотя готовит яичницу на завтрак. От обыденности происходящего его мутит. Лучший друг лежит в земле, а он сидит за столом и не радуется тому, что дышит, ест и может любить.

В восьмом классе у них с Егором состоялся серьезный разговор на школьном дворе.

– Я Сому люблю, – первым заговорил Демьян. – Как вижу ее, так перед глазами все сиять начинает.

– То-то мы теперь редко видимся, – усмехнулся Полосков, хрустя сухариками. Его родители повернуты на здоровом питании, поэтому только в школе и только с Демьяном он мог позволить себе «попортить зубы и желудок».

– Ты не обижаешься? – Не дожидаясь ответа, Демьян добавил: – Я просто… не знаю. У меня без нее как будто даже дышать не получается.

– Круто, наверное, – Егор отвел взгляд и смял опустевшую пачку из-под сухариков.

– Ты не представляешь как!

Проигрывая в голове воспоминания, Храмов пытается понять: когда Егор отчаялся? Смог бы Демьян помочь, если бы заметил?

Взяв опустевшую тарелку, Демьян кладет ее в раковину. Солнечные блики играют на лезвиях ножниц. От шеи к затылку бегут мурашки.

Демьян поспешно отходит. Пальцы непроизвольно хватаются за отросшие кончики волос. Он не стригся два с половиной месяца, а перед школой нужно привести себя в порядок. Можно попросить маму помочь, но она уже пробовала и каждый раз нечаянно надрезала кожу на голове до кровавых ранок. Он мог бы стричь себя сам, но сейчас, стоя у зеркала, боится даже взглянуть в сторону ножниц.

– Ты ссыкло, – Демьян тычет в лоб своему отражению. – Кого ты обманываешь? Ты бы никому не помог, если бы вернулся в прошлое. Даже постричься боишься.

Что бы на это заявление сказал Егор? Посмеялся бы или осудил за самоедство?

Вздохнув, Демьян рассматривает собственное лицо, а поверх него «накладывает» лицо Егора. Внешних сходств у них не было, да и внутренних тоже, но зародившаяся по странному стечению обстоятельств дружба была для Демьяна дороже золота. А его мать говорила, что «ценности материальные не должны стоять выше ценностей духовных». И обязательно добавляла: «Все грешники попадут в ад».

Демьян обхватывает ладонью крестик и сжимает. Самоубийство – грех, и Егор, зная это, все равно обрек себя на муки.

Позволив себе всплакнуть, Демьян разжимает руку.

– Если ты собирался вот так по-идиотски уйти, то должен был взять меня с собой, – шепчет Демьян, вглядываясь в отражение.

Будильник срабатывает в пять утра. Потягиваясь и зевая, Рома идет умываться. Его ждет будничная рутина, которую он так ненавидит. Подходя к кухне с закрытыми глазами, Лисов чует запах жареного масла и принюхивается.