Шрифт:
– Ну, было дело, – бурчит Жора.
– Я бы тоже рассердилась. У меня было столько разных чувств. Я думала о родителях, об учебе, о тебе и твоем предложении съехаться. Это все для меня в новинку, понимаешь? Я не торопилась, чтобы не жалеть о поспешных решениях. Такой я человек, слегка тормозной. – Пытаюсь обыграть извинения шуткой, но на Жору это не действует.
– Ты нормальная.
– В общем, мы с отцом помирились. Теперь он бережно ко мне относится, совсем как раньше. А время, когда я не хотела тебя видеть, дало мне возможность все обдумать. Ты был так мил со мной, а я тебя оттолкнула…
– Ты все еще вспоминаешь об этом? – Жора улыбается. – Я тебя давно простил.
– Я поняла, что все время чего-то боюсь, каждый раз тебя отвергаю по непонятным причинам. Ищу отговорки, чтобы не быть в отношениях. Понимаешь, я, в отличие от Розы, никогда не горела желанием с кем-то встречаться. Для меня существовало всего три мира: дом, школа и дружба с Розой. Мне никогда не дарили валентинки, не писали записки со словами «Я тебе нравлюсь?». Я будто выпала из подросткового взросления. – Набираюсь храбрости перед следующими словами. Никогда не думала, что говорить о своих чувствах так сложно. – Я всегда во всем сомневаюсь, потому что мне не хватает смелости сказать правду. Я хочу быть с тобой, но я никогда ни с кем не встречалась, и мне страшно.
– У нас ведь было свидание?
– Было. И после него мне стало еще страшнее.
– Почему?
– Потому что в тебя влюбилась.
Нос и щеки подмерзли, но теперь им тепло из-за смущения. Жора моргает и удивленно переспрашивает:
– Что ты сейчас сказала? Я не ослышался?
– Ты все услышал пра…
Жора целует меня. От соприкосновения губ становится жарко, чувства разгораются в нас.
– Эй, снимите номер! – кричат проходящие мимо подростки помладше нас и смеются, как гиены.
Мы прерываемся и вскакиваем со скамейки. Я смущенно смотрю на Жору, прикрываю рот рукой и хихикаю.
– Чего? – Он приподнимает брови.
– У тебя губы блестят. – Хохочу во весь голос.
– Зря радуешься, – грозно говорит Жора. – Я же теперь твой блеск ни за что не смою!
А потом в наших отношениях наступает время вынужденной разлуки. Мы – выпускники, и нужно поднажать, чтобы сдать экзамены. Мы с трудом находим время на видеозвонки, потому что ужасно устаем. Я засыпаю первой, и смартфон падает на лицо. Дни, когда мы с Жорой не видимся, самые тоскливые. Когда становится совсем невыносимо, смотрю на аквариум и закидываю в него новые звездочки.
Жизнь – странная штука. Несколько месяцев назад все казалось серым, никого не было рядом, мама съехала. Но я это пережила и теперь прячу воспоминания о плохих днях под слоем новых ярких звездочек. В день, когда мы с Жорой впервые поцеловались, я создала пурпурную звезду с серебристо-золотистыми блестками. Должно же в аквариуме храниться что-то хорошее?
Однажды мама звонит мне и напрашивается в гости. Папы дома нет, поэтому я без раздумий приглашаю ее.
– Доченька, как ты поживаешь? – Она обнимает меня и заходит в квартиру, но не закрывает за собой дверь.
– Нормально. Ну, на самом деле схожу с ума от подготовки к экзаменам, но это ерунда, – хмыкаю я.
– Прости, что долго не появлялась и так внезапно нагрянула. Было много работы, отгул никак не давали. – Мама непривычно улыбается. Как будто в чем-то провинилась.
– Мам, ты что-то хочешь мне сказать?
Она выдерживает паузу.
– Да. Я должна это сделать. – Поворачивается в подъезд и жестом кого-то подзывает. Вскоре вырисовывается фигура человека, о существовании которого я давно забыла.
– Здравствуй, Алевтина, – мягко говорит Петр Васильевич.
Хмуро гляжу на маму.
– Давайте обсудим все на кухне, – предлагает она.
Захожу в кухню, чтобы накрыть на стол. Эта встреча должна была случиться. Странно, что мама так долго терпела. Мама появляется первой, спешно помогает с расстановкой столовых приборов.
– Я знаю, что поступаю не очень красиво, но не могла же я привести Петра, когда Александр… твой папа дома. Это было бы ужасно.
– Ага. – Представляю, какой скандал бы разыгрался. Лучше уж я сама отобьюсь от них, чем буду отпаивать папу успокоительным.
– Спасибо, что впустила нас.
Мама целует меня в висок и поглаживает по голове. Как давно мы с ней не обменивались прикосновениями. Так приятно, что тело покрывается мурашками.
– А здесь уютно, – говорит Петр Васильевич, появившись в кухне.
Мы рассаживаемся за столом. Они с мамой переговариваются, поглядывают на меня, а я не знаю, что сказать. С мамой мы, конечно, помирились, но я еще не готова общаться со вторым отцом. Внутри как будто изгородь из шипов, и они неприятно колются. Я словно кактус с вывернутыми внутрь иголками.