Разумеется, рассказывать им я ничего не стал. Сказал, что нас торжественно поздравили и вручили денежные призы — на этом всё. Единственный из моих коллег, кто не пытался узнать, что рассказал генеральный директор «ВОЗ», это Фукусима Ренджи. Он лишь сдержанно поздравил меня — и всё. И здесь дело не в зависти и не в гордыне.

Просто он понимал, что нам сообщили то, о чём нельзя распространяться. И за эту сдержанность я был ему благодарен.

На следующий день мы все сели в микроавтобус и, распрощавшись с этой командировкой, отправились в аэропорт. Коллеги из Осаки ещё несколько раз просили меня о прощении за то, что их сотрудники причинили столько проблем.

Но одну приятную новость от них я всё же узнал.

Главный врач центральной клиники Осаки получил письмо от самого генерального директора «ВОЗ». И Хосино Мамору уволили. Внесли выговор в личное дело, если слухи не врут.

А увольнение в Японии — это большая редкость. Что ж, думаю, что он сам виноват. Слишком много показывал свой скверный характер. Получил то, что заслужил. Не удивлюсь, если после этого его примут на работу только в какой-нибудь клинике Камагасаки. А ведь он так смеялся надо мной из-за того, что я после университета попал именно туда.

Перелёт занял чуть больше девяти часов. Уже к вечеру мы были в Токио. И самым шокирующим фактом для меня оказалось то, что сегодня среда. Чёрт…

А ведь я не в отпуске! Значит, завтра нужно выходить на работу. Впервые за всё время я пожалел, что у меня нет лишних выходных. Уж больно меня загрузил тот факт, что на нашей планете сейчас находятся сотни смертельно опасных камней.

И судя по всему, в клинике работы немерено, ведь меня даже не встретил Кондо Кагари. А он, будь у него свободное время, обязательно бы это сделал.

Перед сном я написал Томимуре Сайке, что вернулся, а также созвонился с Рэйсэем Масаши, чтобы узнать, не выгнала его жена из дома. Оказалось, что всё прошло довольно гладко. Однако она ещё раз взяла все мои контактные данные у Рэйсэя, чтобы иметь возможность связаться с его лечащим врачом.

Следующий рабочий день начался с того, что меня вызвал к себе Эитиро Кагами. Я, как всегда, пришёл на работу раньше всех остальных, поэтому у меня были свободные полчаса, чтобы обсудить с ним несколько вопросов.

— С возвращением, Кацураги-сан! — улыбнулся Эитиро, поднялся со стула и поклонился мне.

— Благодарю, Эитиро-сан, — ответил поклоном я. — Мне тоже вас не хватало.

А ещё больше мне не хватало японских суффиксов. Боже, как же всё-таки это странно! Ещё летом я плевался, пытаясь привыкнуть японским «сан», «кун», «тян», «сама» и «сэнсэй», а теперь начал чувствовать себя не в своей тарелке, когда эти суффиксы пропадают.

Ведь в Австралии все обращались друг к другу на «доктор» плюс «фамилия». И рукопожатия вместо поклонов… Чёрт, неужели я уже стал закоренелым японцем? Даже странно о таком думать.

— Поздравляю вас с победой, Кацураги-сан! — воскликнул Эитиро. — Невероятный результат! Чтобы наш врач и занял первое место… Не хочу сказать, что у нас необразованные врачи, но… Это первый раз, когда клиника «Ямамото-Фарм» может похвастаться финалистом всемирной олимпиады врачей. Но я позвал вас не для этого, Кацураги-сан. Пожалуйста, пообщайтесь с Окабэ Акирой. Вчера мы получили… Мягко говоря, странное письмо от «ВОЗ». Главный врач сам ничего не понял, но поручил мне устроить вашу встречу с Окабэ-сан как можно скорее. Вы сами что-нибудь знаете об этом?

Придётся соврать. Хотя я удивлён, что меня направили именно к нему. Похоже, я примерно понимаю, зачем всё это происходит.

— Я понятия не имею, о чём идёт речь, Эитиро-сан, — солгал я. — Но, если Окабэ-сан на месте, я сейчас же направлюсь к нему.

— На месте. Если не ошибаюсь, он сегодня ночью дежурил в инфекционном отделении и остался на дневной приём. Но… Кацураги-сан, если уж что-то узнаете, пожалуйста, расскажите мне.

Если бы я только мог, Эитиро-сан.

Я молча кивнул и покинул кабинет заведующего терапевтическим отделением поликлиники. И сразу же пошагал к кабинету инфекциониста.

Как только я вошёл в «обитель» Окабэ Акиры, мужчина резко вскочил со стула. Кланяться не стал, лишь указал взглядом на дверь. Я сразу же догадался, что имеет в виду инфекционист. Подошёл к двери и повернул торчащий в замочной скважине ключ.

Повисла тяжёлая тишина. Окабэ не двигался, будто его парализовало. Я понимал, что он хочет поклониться и поприветствовать меня, но шок не давал ему это сделать.

— «Фебрис-12», значит, — заявил он.

Я удивлённо вскинул брови вверх.

— Так вы… — только и смог промолвить я.