Удивительная встреча незаметно изменила Кирилла. Вечером после возвращения на борт он вызвал в ангар своего механика и потребовал еще раз перепроверить и отрегулировать механизацию крыла «девятки». На триммерах чувствовалась неравномерная нагрузка. Вроде бы ничего страшного, но вдруг именно сегодня до летчика дошло, от малейшей неисправности зависит не только его жизнь, не только жизни соратников, но и самый близкий и любимый человек.

Вражеские бомбардировщики давно не появлялись над Тринидадом, но, если вдруг такое случится, именно Кирилл должен сделать все возможное и невозможное, чтоб янки не дошли до острова, чтоб они вообще нашли последний приют на дне морском.

Две недели пролетели как один день. Конечно, увольнения давали не каждый день. Естественно, полковник Черепов не обманул с учебными полетами. «Выборг» выходил в море под прикрытием эсминцев, летчики жгли бензин в учебных боях и атаках. Даже истребители отрабатывали многими забытые навыки штурмовки наземных целей. Более тяжелый и мощный «Кречет» нес на внешней подвеске до девяти центнеров бомбовой нагрузки. При необходимости мог использоваться как истребитель-бомбардировщик.

При каждой возможности Кирилл спешил к госпиталю или общежитию медицинского персонала. Хотя бы увидеть любимую, передать цветы и корзинку фруктов, обменяться хотя бы словечком. Увы, медики тоже не вольны распоряжаться своим временем. Кровавая мясорубка работала. В госпитали почти каждый день поступали раненные, обожженные солдаты и офицеры. Врачи и юные девушки с красными крестами на платьях дрались за каждую жизнь.

— Я вчера получила письмо от Альбрехта, — с огнем в глазах скороговоркой поделилась радостью Инга.

— Как он? — беседовали в кафе недалеко от госпиталя.

Увы, побыть вдвоем даже здесь не получалось. Приличия требовали от молодых людей встречаться только в людных местах. Либо девушку должна сопровождать подруга. В роли дуэньи обычно выступала Мария Трубецкая. Конечно, это не удобно, но честь девушки — святое. Кирилл не потерпел бы малейшего скабрезного взгляда в сторону Инги. Порт-оф-Спейн город маленький, все на виду, особенно что касается европейцев. Сама атмосфера колонии незаметно действует, подчиняет людей принятому модусу вивенди. В колониях всегда весьма щепетильно относились к приличиям. Впрочем, на окраинах России у белого населения все точно также.

— Брат пишет, что стоят на Гваделупе, — продолжила Инга. — Служба необременительна. Больше занимаются учебой и бытом. Кстати, он ефрейтор. Командир отделения.

— Молодец. Гваделупа? Батальон дяди стоит на этом острове. Может быть даже рядом с морской пехотой.

— Вот видишь. В нашем мире, в наше время все близко. Переживаю за него, — на лицо девушки набежала тень. — И за тебя переживаю. Я каждый вечер перед сном молюсь за всех нас.

29 июля 1943. Алексей.

Рихард Бользен предпочитал не вспоминать свой анабазис через Аляску и Канаду, однако, забыть не получалось. Полковник Пибоди прав — только сумасшедшие могли рвануть на прорыв через наступающую зиму по бездорожью с минимумом снаряжения. Только настоящим сумасшедшим везет. Они прошли, дошли, дотащили раненных. На этом всё.

Сам Рихард уже в Сиэтле с содроганием вспоминал эти сумасшедшие три недели. Пожалуй, хватит об этом. Зато фотографии Моисея Герберзона произвели фурор. Вот один из плюсов рейда. Чертов лейтенант сохранил свой фотоаппарат и запечатлел потрясающие пейзажи Аляски, усталые лица солдат, узкие извилистые заледенелые дороги. Уже потом в Миссури Герберзон проболтался, что продал фото в один солидный журнал. Что ж, человеку можно позавидовать.

От дивизии «Лафайет» после Аляски остались рожки да ножки. Вместе с отрядом Пибоди и Бользена всего набралось меньше трех батальонов. Остальные остались под Анкориджем, и хорошо если в плену, а не раздавленные гусеницами русских танков, засыпанные в воронках от снарядов морских орудий, замерзшие в лесах, унесенные в море бурными реками на переправах.

Рихард не рвался к чинам, но в Форте-Леонард-Вуд его чуть ли не в ультимативном порядке произвели в майоры и назначили командиром батальона. Полковник Пибоди же как самый старший офицер дивизии получил погоны генерала и командование «Лафайетом». По мнению Бользена — вполне заслуженно. Во всяком случае, сам Рихард предпочел бы идти в бой именно с этим человеком, а не под командой не пойми кого из кадрового резерва.

Конечно, некоторые нюансы, стандартная реакция Пола Пибоди на сложные решения, его интересная манера размазывать ответственность несколько напрягали. Однако, кто сам без греха? Пибоди вывел людей из окружения, а лучшие остались там. Вот и думай, кто более достоин командовать дивизией.

Будучи человеком опытным, давно избавившимся от некоторых иллюзий майор Бользен быстро настроил службу под себя. В этом сильно помогли реноме ветерана и выжившие на Аляске сослуживцы. Пока сержанты выбивали дурь из молодежи, пытались внести в головы хоть капельку разумения, майор наладил хорошие отношения с квартирмейстерами и снабжением. Костяк своей роты Бользен оставил в своем подчинении, на этот скелет нарастало мясо.

Да, Джон Блейд тоже успешно вырвался с Аляски. Тот случай, когда дуракам везет. Морально-психологическую подготовку с него сняли, к командованию людьми майора Блейда не подпускали на пушечный выстрел, зато назначили начальником кадровой службы. По мнению генерала Пибоди, именно на этой работе Блейд может принести пользы больше чем вреда. Рихард Бользен с этим не спорил, если и не сдружился с Блейдом, то поддерживал с ним хорошие отношения. Чем без зазрения совести пользовался, подбирая к себе в батальон европейцев и американцев.