Шрифт:
Толкаясь среди базарного люда и непринуждённо разговаривая с любым встречным, Лавр в образе простого покупателя приобретал первые знания и наработки в новой для себя профессии, оттачивал мастерство полицейского. И дело это получалось у него хорошо. Уже через три года после начала службы в полиции Сушко получил свою первую профессиональную награду — медаль «За безусловные отличия при поимке воров и убийц», Лавр оличился при задержании у Калинкина моста шайки вооружённых налётчиков Саввы Петрухина. Ещё через три года Лавр получил повышение до должности помощника начальника отделения, но тяготение к уголовному сыску его так и не оставило.
В 1886 служебные успехи Лавра заинтересовали самого Путилина, который кропотливо собирал в Сыскную лучших представителей профессии. Иван Дмитриевич после долгого разговора с Сушко предложил тому серьёзно заняться уголовным сыском. И Лавр без сомнений, колебаний и долгих размышлений перевёлся в сыскную полицию. Два года общения и службы со знаменитым сыщиком стали для Сушко настоящей школой сыскного мастерства. И год назад Путилин доверил Сушко должность старшего сыскного агента — главного своего «сыскаря».
Теперь каждое утро и в любую погоду Лавр Феликсович, от Офицерской 13 до Офицерской 28, добирался пешком. И каждый раз, меряя шагами пространство улицы, настраивал — внутренне готовил себя к очередным криминальным неожиданностям и преступным каверзам от мира воров и убийц, без которых сыскная служба не существовала. На Офицерской 28 Сушко всегда появлялся первым, а уходил последним, и то, если можно было уйти, а не выдвигаться на сложное и опасное ночное задержание. Вот и сегодня, ответив на приветствовие дежурного, Сушко первым оказался в помещении сыскных агентов, и повесив шляпу на вешалку, в ожидании подчиненных, опустился на стул. Уже зная нрав и требования Лавра Феликсовича, дежурный загодя положил на его стол подробную сводку криминальных происшествий за прошедшую ночь, и Сушко углубился в её изучение.
Глава 4
Глава 4. Тяжёлый вторник. Будни сыскной полиции.
В народе говорят, понедельник — день тяжёлый, но и вторник оказался не легче. Дождавшись подчинённых, Лавр Феликсович приступил к работе. Сейчас его окружали десять сотрудников — настоящих единомышленников, людей разных по возрасту, внешности и характеру, но уже служивших в уголовной полиции и имеющих опыт сыска. Свой опыт они приобретали не только через удачи и неудачи по службе, а ещё через травмы и ранения при исполнении служебного долга. Здесь, волей начальников Сыскной, собрались лучшие представители Адмиралтейской, Казанской, Спасской, Коломенской и Александро-Невской полицейских частей столицы, которым не было равных в искусстве выявления криминальных лиходеев и наблюдения за ними, поиске скрывающихся преступников и их, по возможности, бескровном, но всегда безопасном для окружающих, задержании. Эти люди славились умением проникать в те места, куда обычному полицейскому, пусть и не в мундире, без риска для жизни хода нет. Они могли разговорить свидетелей так, как не любому дознавателю или следователю дано, а после нескольких минут наблюдения за субъектом слежки — составить точный словесно-описательный портрет.
Одевались сыскные неброско, без изысков, так, как того требовала рабочая ситуация. В большом шкафу, стоявшем справа от входной двери, висела разнообразная одежда и стояла обувь для проникновения в криминальную среду, а также наблюдения за контингентом подопечных — облачение на все случаи жизни: засаленная рубаха и штаны нищего, тряпьё бродяги, наряд приказчика, поповская ряса, одеяние скупщика краденого — блатер-каина, каждому наряду соответствовала своя обувь. Убогие да сирые, беглые да скрытные на дело в хороших штиблетах не пойдут. Mauvais ton для внимательного преступника и смертельная опасность для сыскного агента. В этом же шкафу находилась полка с баночками грима, париками, накладными бородами, усами, бакенбардами для довершения образа переодетого агента.
Сыскной всегда маскировался под наиболее близкий для себя образ, в котором он перевоплощался как заправский актёр — любой скажет «верю», но не на сцене театра, а в реальной жизни, где фальши не терпят. Многие страницы истории сыска написаны кровью. Если это должен был быть уголовник, то исполнителя брали из другой части города, при необходимости ему готовили документы на вымышленное лицо, тщательно прорабатывали легенду существования в уголовном мире и необходимость появления в нужном месте, а потом под благовидным предлогом подводили к контакту с одним или несколькими представителям криминальной среды, с помощью которых, естественно «втёмную», и происходило внедрение. Подобные мероприятия, в виду чрезвычайной опасности для исполнителя, тщательно готовились и держались в тайне, о таких операциях знал лишь ограниченный круг посвящённых. Сыщик, внедрённый к уголовникам, никогда не работал один, всегда назначались сотрудники, которые обеспечивали ему прикрытие, связь с внешним миром, безопасный выход из разработки в случае провала. Но и двенадцати штатных агентов на весь город не хватало, а внештатные — вольнонаёмные не спешили рисковать жизнью за предлагаемое государством жалование.
Самому старшему из агентов — Климу Каретникову исполнилось сорок лет, а самому младшему — Викентию Румянцеву не было и тридцати: он только начал службу в уголовном сыске, но старался трудиться наравне со всеми. А вот самым опытным оказался Леонтий Шапошников, переведённый в Сыскную из уездной полиции: он в одиночку выявил и задержал столько преступников, что столичные ему завидовали. Сейчас Шапошников отсутствовал: три дня назад под видом беглого каторжника из Сибири он попытался проникнуть в банду грабителей Митяя Лисина, промышлявшую золотом и драгоценностями. На счету этой преступной группы было и недавнее вооружённое ограбление банка — погибли двое служащих и трое получили серьёзные ранения. Операцию внедрения готовили Сушко и Путилин, а прикрывали Леонтия и были с ним на связи ещё двое сотрудников: Анатолий Гаврилов и Илья Прокудин. Об операции знали четверо, включая Путилина.
В штат Сыскной Путилин никого не брал по протекции, Викентий же был наследственным полицейским — его отец Тимофей Ефимович всю жизнь прослужил в Казанской полицейской части и ушёл в отставку с поста начальника первого участка. А два брата Викентия: средний — Иван и старший — Фёдор исправно несли полицейскую службу в отцовской, Казанской части, где одна Лиговка многого стоила. Зная историю этой семьи, Иван Дмитриевич, после четырёхлетнего срока службы в Казанской, предоставил младшему Румянцеву возможность реализоваться в сыскном деле, а Лавру Феликсовичу наказал следить за службой Викентия и наставлять того на путь настоящего сыскаря, который ошибается только раз: второго шанса уголовники не дают — некому.