Шрифт:
Убийца молча вышел вперёд, зная, что его судьба уже предопределена. Он снял свой браслет и бросил его на землю, как символ своего поражения. Интересно, что творилось в его голове в этот момент? Жалел он о содеянном? Но как только ароканды из семей пострадавших вышли на площадь, он закрыл глаза и приготовился к концу. Он знал, что будет. Назмара привязали к столбу. Алая Дань заключалась в том, что пострадавшие возьмут столько крови, сколько захотят. И это зрелище было ужасным: осуждённого протыкали несколько раз, резали, пилили, в конце отрубили руку и снова проткнули насквозь.
Одокар стоял в шоке, не в силах поверить в увиденное. Райсенкард же попытался отвернуться, но его остановил Ураг, который шептал напряжённо:
– Ты должен смотреть. Отцу не понравится, если ты отвернёшься. Это признак трусости. Признак слабости, – дал совет младшему брату Ураг.
Райсенкард снова обернулся на казнь, на пытку. Что удивительно, Назмар ни разу не крикнул. Да что уж не крикнул, он ни звука не произнёс. Он всё время стоял с закрытыми глазами, застыв как камень. А когда дух покинул его тело, он выдохнул, и голова его опустилась, означая его смерть. Он заплатил кровью сполна. Но по крайней мере он мёртв, в отличие от того изгнанника, которого не примут ни в одну крепость свободных племён.
– Он это заслужил. Заслужил, – произнёс Ураг, пытаясь поддержать братьев.
Гулзур никогда не жаловал преступников, хоть на его счету было не так много подобных ситуаций. К ним он относился одинаково – с презрением. Однако на этот раз в его мрачных и холодных глазах, казалось, промелькнула искра уважения. Несмотря на то, что Назмар совершил ужасное преступление, он смиренно принял свою участь и умер, не издав ни единого звука – как подобает воину-ароканду.
После завершения суда толпа начала расходиться, кто куда. Семья вождя вернулась в длинный дом, где какое-то время будет царить тишина. Гулзур подошёл к Гримбашу, который точил копьё у кузни на улице, под ласкающими лучами осеннего солнца.
– Как Зафика? Я слышал, она скоро понесёт дитя, – обратился к сыну Гулзур, тень которого отбрасывалась на земле.
– Да, это так. У нас будет сын, – ответил Гримбаш, мельком взглянув в сторону отца. – Я уже купил землю в Музкорге. Там через несколько месяцев будет стоять мой дом.
– Чем здесь тебе не любо? – поинтересовался Гулзур, обходя сына с другой стороны и приподняв брови. – Не нравится убивать стариков?
Гримбаш выдохнул, раздражаясь от темы разговора, которая его совсем не радовала. Может он и не питал тёплых чувств к отцу, но убивать его на ритуальном поединке у него совсем не было желания. Впрочем как и становиться вождём.
– Я стар. Нет, не настолько, что завтра меня уже похоронят. Ещё пару десятков лет могу просидеть на деревянном троне. Но дело в престиже клана, понимаешь? – Спросил у сына Гулзур, почесав локоть. – Я могу ждать год, пять лет, десять. Ты главное дай знать, как будешь готов занять моё место.
– Я не буду вождём, не моё, – резко отозвался Гримбаш, уставившись в глаза отцу. – Войны, управление, битвы… Надоело это мне.
Вождь уже начал злиться, сильно сжав губы и кулаки. Гнев бушевал внутри него.
– Наш клан должен править Гойраном, а не другой! Наш – не другой! – прокричал Гулзур. – Ты этого не понимаешь? Что за сыновья мне достались: один хочет жить в глуши, а второй заглянуть под каждую юбку!
– Ураг не откажется от титула, если откажусь я, – всё также спокойно ответил Гримбаш, сохраняя серьёзный и гордый вид. – К тому же есть Вутергур.
– Вутергур, – фыркнул вождь, будто произнёс проклятье, и посмотрел в сторону. – Ты бы ещё сказал Хукура. Ему далеко до вашего с Урагом мастерства. Он не бился бок о бок со мной на войне.
– Научится, – перебил отца Гримбаш. – Это всё?
Гулзур недовольно посмотрел на сына, понимая, что разговор ни к чему не привёл, как всегда. Вождь молчал, не желая раздувать конфликт.
– Тогда я пойду, – отрезал Гримбаш и, взяв копьё, удалился прочь с территории длинного дома, желая побыть одному.
Гулзур печально смотрел вслед уходящему сыну и тяжело вздохнул. Видимо придётся поговорить с Урагом. Или действительно заняться Вутергуром.
Можно подумать, почему Гримбаш так резко отвечает отцу на его предложения? И дело не только в том, что Гулзур долгие годы наседает на старшего сына. Нет.
Во времена второй войны погиб двоюродный брат Гримбаша. На деле Гулзур не был виновен, но эта война унесла жизни всех друзей Гримбаша. Это он не мог простить ему, хоть подсознательно понимал, что отец тут не причём. Таковы реалии войны.
Гримбаш же, несмотря на свою непреклонность и гордость, на самом деле сомневался, постоянно сомневался. Он понимал, что он старший сын вождя, да и в воинских умениях ему нет равных. Он был идеальным кандидатом на место вождя: молодой, горячий и умный. Но ему всё это было чуждо, хоть он и воевал на двух войнах. Гримбаш прирождённый воин, но убийства и вид крови врага не доставляли ему удовольствия. Скорее наоборот. Конечно, войн уже не было несколько лет, но он понимал, что его горячий нрав может привести к конфликтам, будь он вождём.