Эта комната — испытание, это поместье — ловушка, и каждую минуту я словно играю в игры разума с дьяволом.

Единственный вопрос, от которого, кажется, зависит каждое решение: любит ли он меня или нет. Любит ли меня Деклан?

Такое чувство, что он делает это, когда он со мной, но иногда мне кажется, что он испытывает меня, как будто он ждет, когда я потерплю неудачу, и я знаю, что это не любовь. Все это может быть для него больной извращенной игрой. В Деклане гораздо больше тьмы, чем я знаю. Я слишком хорошо знаю, что он делал вещи, которые заставили бы меня замереть до глубины души. Может ли такой человек по-настоящему любить кого-то? Не говоря уже обо мне?

Мое сердце болит, когда я задаю себе этот вопрос. Потому что я люблю его. Каждая темная трещина, которая делает его тем, кто он есть… это только заставляет меня хотеть любить его еще больше… даже если это убьет меня.

Звонок телефона на тумбочке вызывает у меня приступ паники. Как будто меня поймали на мысли, что я слишком много думаю, думаю о том, о чем не следует думать.

Я смотрю на него оттуда, где я нахожусь. Хотя Деклан дал мне его, это не совсем мой телефон. Даже когда я отвечаю на звонок, я знаю, что это просто еще один тест.

— Мама, — говорю я, приветствуя ее тоном, который должен ее успокоить.

— Нэна, где ты? — Ее слова пронизаны таким количеством эмоций. — Я приеду и заберу тебя. — Нетерпение в ее голосе причиняет мне боль.

— Немного болею.

— Все еще? — Я всегда была плохой лгуньей и ненавижу лгать своей матери. Я была бы дурой, если бы думала, что Деклан или, по крайней мере, его семья не прослушивают этот телефон или не проверяют его, или что они там еще делают. Когда я сажусь на край кровати, я снова смотрю на деньги. Я ничему не верю. Это все чертово испытание, и я просто хочу, чтобы оно закончилось, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло. Или настолько нормальное, насколько это вообще возможно после всего этого.

— Я просто хочу остаться дома и посмотреть шоу, мама.

— Позволь мне принести тебе суп, — предлагает она, и в ее голосе звучит надежда. — Ты слишком долго болела. Дай мне тебя проверить.

— Я скоро увижу тебя, мама, но я не могу видеть тебя прямо сейчас. — Она колеблется. Тишина это все, что мне дано, и внутри меня стыд. Настолько, что слезы щиплют глаза. Как? Я не знаю. Они болят и покраснели от рыданий, которые я рыдала днями напролет. Я никогда не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Настолько чертовски бесполезной и жалкой.

— Ты сердишься на меня? — тихо спрашивает мама, и мне приходится собраться с духом.

— Нет, нет, мама, — говорю я так быстро, как только могу.

— Это из-за Трэвиса? — Только после того, как она произносит его имя, я понимаю, что моя мать плачет. Это чертовски убивает меня. Я ненавижу это. Я ненавижу все это.

— Нет, мама. Пожалуйста. Я просто… — Я хочу сказать ей кусочек правды. Я влюбился в того, в кого не должен был влюбляться. Но вместо этого я говорю ей: — Я скучаю по тебе, мама, и люблю тебя. Не волнуйся. Скоро увидимся.

— Почему я не могу увидеть тебя сейчас? — Пока мама спрашивает меня, из окна раздается низкий, ровный звуковой сигнал. Сначала он пугает меня; кажется, что сейчас все и вся пугает. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это грузовик. Снаружи ведутся строительные работы, как и говорил Деклан. Мне вспоминаются слова Арии; она сказала, что сейчас самое время бежать.

— Мне пора идти, мама, — говорю я ей, чтобы попытаться заставить ее положить трубку, прежде чем я скажу что-то не то.

— Ты бы мне сказала, если бы тебе было больно или кто-то причинял тебе боль, не так ли? — Она шмыгает носом на другом конце провода, хотя, судя по тому, как приглушенно она шмыгает носом, кажется, что она пытается скрыть это от меня.

— Да, — лгу я ей. — Конечно, я бы так и сделала.

— Ты в порядке? — снова спрашивает она, как будто не верит мне, а я бы хотел, чтобы она поверила. Я бы хотел, чтобы она довольствовалась ложью.

— Я просто немного больна и не хочу вставать с кровати. — Она продолжает некоторое время, тыкая и подталкивая, а я продолжаю лгать ей. Снова и снова, пока она не позволяет мне повесить трубку. Но я не лгу, когда говорю ей, что люблю ее, и надеюсь, что не лгу, когда говорю, что скоро увижу ее.

Мои слова остаются со мной даже после окончания разговора: я просто немного больна и не хочу вставать с постели.

Когда я вешаю трубку, я понимаю, насколько правдивы эти слова. Я не хочу вставать с кровати. Я не хочу рисковать увидеть его семью. Я не хочу рисковать идти по коридору и вспоминать, что случилось в комнате с ванной. Я едва могу дышать, думая об этом сейчас. Когда я опускаюсь на матрас, я понимаю, насколько парализует эта ситуация.

Все, чего я хочу, это остаться здесь, пока Деклан не вернется домой и не скажет мне, что я могу сделать. Потому что если я не дождусь его… все, о чем я буду думать, это то, что я не хочу умирать.