Шрифт:
А если на задание чего случится, то вряд ли хоть кто-то из них потащит меня на своeм горбу. Разве что Напалм, может быть даже поможет. Но не ради меня, а ради своих принципов.
Наверное странно так рассуждать, я ведь и сам не намерен хоть кого-то спасать. Я не герой и не злодей, обычная массовка, для вида, для устрашения. Зима это понимает. Вот чего у него не отнять, так это то, что он в людях разбирается. Вот он сказал, Хилый будет хорошо стрелять, дак Хилый и вправду хорош.
После неудачного вылета второго отряда, Быков в лазарете. Как я понял, случилась у них там перестрелка с выжившими. Да и не с простыми, то ли знакомые, то ли друзья Бондаренко.
Зимин не мог упустить такую возможность, поэтому поговорил с полковником насчет соревнования между отрядами. Ему безумно хотелось, втоптать каждого из них в грязь.
Уж слишком сильно его бесило, то что второй отряд, вообще существует.
Скорее всего он надеется на то, чтобы их распустили.
Я знаю, чего он добивается, хочет чтобы нас признали незаменимыми.
Меня не то чтобы это сильно колышет, но толку-то? Распустят этот, наберут новый. Да и мы не всегда будем в нужной кондиции.
Напалм был прав, мы всего лишь оружие, и рано или поздно, оружие приходит в негодность.
В день импровизированного состязания, даже расстроился, что Быкова не будет.
В тренировочном зале меня сначала поставили в спарринг с Барыгой.
Рыжий терпеть не мог этого типа, какие-то мутки с наркотой или около того. Я не интересовался.
— Выеби его. — сквозь зубы процедил Рыжий и хлопнул меня по спине.
Я пожал плечами.
Встали на маты. Барыга ещё посмотрел на меня так уверенно, я улыбнулся. Буквально через мгновение, он побледнел и рухнул в обморок. Мои парни заржали, я сжал челюсти, чтобы не рассмеяться.
Но когда Родной поменял бойца, я сначала удивился, а после даже облизнулся, от нетерпения.
Передо мной стоял профессиональный боксeр, да баба, но ведь она профи.
Можно было конечно, как обычно забить болт, но я не люблю проигрывать.
Я продержался около десяти минут.
В еe глазах, я видел такую ненависть, которая даже Зиме не снилась.
Брови нахмурены, хищная улыбка, обнажённые клыки. Глядит исподлобья, зрачки расширены, почти радужки не видно. Я всего на мгновение замер, пытаясь успокоить нарастающую тревогу. Ком подкатился к горлу. Сердце, раненой птицей, забилось в груди. У этой пигалицы были глаза убийцы, глаза моего отца.
Вены на её руках и шее вздулись. Её удары были быстрыми и тяжёлыми, откуда только силы взялось столько. И только я подумал о том, что она убьёт меня, сознание сжалилось надо мной и погасло.
Очнулся я уже на кушетке в лазарете.
На соседней койке лежал Быков и с интересом рассматривал меня.
— Чего уставился? — спросил я, смешно шепелявя, и морщась от боли, сквозь зубы. Разжать их почему-то не получалось.
Ебальник она мне разбила капитально. Потрогал челюсть, сломана. А также кажется двух крайних зубов с левой стороны, я тоже лишился. Да и лицо было сильно опухшим и побаливало. Но с челюстью, это не сравнится.
— Кто тебя так? — спросил он, и зачем то показал на моe лицо, своим пальцем.
Как будто бы я и сам не сообразил, о чeм он говорит.
— Мо… — я вдруг осeкся и наверняка залился краской. Не могу сказать, что это она. — Вояки.
— За что? — он даже рот открыл от удивления.
— Чтобы пиздел поменьше.
— Ну тогда Костику точно конец. — он басисто заржал.
Я тоже не стал сдерживаться, от чего челюсть отдала резкой, мучительной болью.
— Ты в своeм уме, Хвостов? — послышался грубый голос медсестры. Вскоре она сама подошла к нам. — Тебе даже разговаривать противопоказано, а он смеётся. — она толкнула изголовье моего ложе и покатила по коридору.
— Куда? — мрачно процедил я.
— Ебать верблюда. — огрызнулась Лариса Михайловна, даже не собираясь останавливаться.
Старуха укатила меня в самый дальний край лазарета и ушла.
Я обиженно скрестил руки на груди, она кивнула своим мыслям и ушла.
Я кое-как заснул, пульсирующая боль, не давала мне покоя.
Проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо.
Я сначала встрепенулся, но через мгновение успокоился.
— Чё надо? — спросил я, узнав силуэт Быка.
— Пошли пожрём, а? — он наклонился поближе и весь скуксился, держась за грудную клетку. — Не обращай внимания, у меня рёбра сломаны. — объяснил он.
— Пошли. — ответил я, надевая протянутые Быком, камуфляжные штаны. — Только мне это, жевать нельзя.
Повисла небольшая пауза и я продолжил.
— У меня челюсть сломана.
Мы тихо захихикали и оба застонали от боли.
— Не боись, трубочку тебе найдём. — похлопал он меня по плечу.
— Угу, а тебе новенький корсет.