Это было примерно на рубеже веков, и оба мужчины были слишком горды, чтобы признать, что их обвели вокруг пальца. Вместо этого они решили решить дело очень публичной дуэлью, в результате которой оба погибли. Семьи были в ярости и поклялись отомстить друг другу. Так началась игра в кошки-мышки, в которой каждая семья пыталась переиграть и уничтожить другую.

Причина конфликта могла быть ничтожной, но с каждым поколением вражда становилась все сильнее. А в нашем поколении конфликт только усугубился из-за личных разногласий между моим братом Джакомо и братом Бенедикто, Франко, которые в очередной раз поссорились из-за женщины. Поэтому наша семья пойдет на все, чтобы уничтожить Гуэрра.

В конце концов, как будто они же не пытаются сделать то же самое с нами. Но это игра в то, кто первым сможет перехитрить другого.

— Дочь Бенедикто достигла совершеннолетия, — говорит Циско, глядя на меня.

Наклонив голову назад, я поднимаю бровь, ожидая услышать всю историю.

— Он пытался выдать ее замуж за Агости.

— Смею надеятся, что это уже не так, — медленно отвечаю я.

Связь с Агости, одной из самых влиятельных семей Нью-Йорка, несомненно, дала бы Бенедикто преимущество, чтобы взять нас в оборот.

На протяжении многих лет нам удавалось держать их в своеобразном финансовом подчинении, не позволяя им заключать хорошие союзы или делать инвестиции. Это дало нам преимущество в отношениях с ними, но нам также было приятно наблюдать за их борьбой. В то время как их собственные дела идут достаточно хорошо, наше вмешательство гарантирует, что они никогда не смогут расти и расширяться.

На лице Циско появляется волчья улыбка, когда он наливает себе еще спиртного.

— Конечно. И нам даже не пришлось убивать жениха, — усмехается он, — хотя мы пытались.

— Он все еще жив? — интересуюсь я, испытывая одновременно шок и удивление. Шок — потому что я знаю, что Циско не играет, а удивление — потому что он был достаточно смел, чтобы преследовать сына Дона.

— Его смерть стала… ненужной. — Его глаза опасно блестят. — Он официально женат и вряд ли нарушит наши планы.

— Тогда зачем вы меня позвали, если у вас все продумано?

— Потому что, — Циско делает паузу, на его лице появляется однобокая улыбка, — война никогда не прекращалась. Война вечна, — его улыбка внезапно превращается в извращенную ухмылку.

— Верно, — добавляю я сухо. — И чем я могу быть полезен в этой вечной войне?

— Бенедикто ищет другого жениха, — закатывает глаза Амо. — И мы думаем, что у него есть несколько бизнесменов на примете.

— Рабочие интересы, — кивает Циско. — Мы не можем точно гарантировать, что он не обратится к кому-то еще, если мы не сделаем что-нибудь с его дочерью.

— И что у тебя на уме? — спрашиваю я, любопытствуя.

Циско может быть разным, но я никогда не слышал, чтобы он был жесток с женщинами. На самом деле, можно сказать, что по отношению к ним он самый человечный.

— Не волнуйся, дядя, — быстро говорит он, видя мое обеспокоенное выражение лица. — Она не такая уж невинная.

— Я удивлен, что Дарио до сих пор не трахнул ее, — вмешивается Амо, забавляясь. — Поскольку она трахается со всеми, — обращается он к своему кузену.

Я хмурюсь.

Независимо от нашей вражды с Гуэрра, я точно знаю, что Бенедикто — очень традиционный человек. Я сомневаюсь, что он позволил бы своей дочери сойти с рельсов, как они намекают.

— Объясни, — прошу я Циско, не обращая внимания на то, как Амо и Дарио дразнят друг друга своими бывшими завоеваниями.

— Она очень популярна в кругах высшего общества, и ходят слухи, — пожимает он плечами.

— И ты веришь этим слухам?

— Верю. У меня нет причин не верить. Есть множество рассказов о том, как она распутничает. А вечеринки, которые устраивают эти нувориши1, — присвистывает он. — Ты никогда в жизни не видел столько кокаина.

— Он прав, — перебивает Дарио. — Я был на нескольких, и, чувак, эти богатые девушки? — он качает головой, с довольной улыбкой на лице, — они сосут член лучше, чем опытная шлюха. Без обид, дорогуша, — он похлопывает женщину, все еще сосущую его член.

— Никогда не видел, чтобы кто-то так охотно соглашался на перепихон. Стоит только послушать, как они жалуются на проблемы богатых девушек, и у них поднимаются юбки, — смеется он.

— И Бенедикто знает об этом? — спрашиваю я, нахмурив брови.

Я просто не могу поверить, что такой традиционный человек, как Бенедикто, будет стоять в стороне и позволять своей дочери вести себя подобным образом. Это не только ее репутация, но и честь семьи.

Циско пожимает плечами.

— Не думаю, что у него есть уши, чтобы слышать. Джианна — зеница ока своего отца. Судя по всему, он организовал союз с Агости, потому что Джианна этого хотела. Ты знаешь о драме с его первой женой, — закатывает он глаза.